Он пропустил их вперед, чтобы они лучше его слышали, униженное поведение Пеликана вызвало гнев, направленный на Свету. Все было противоестественно — как если бы Земля завертелась вокруг Луны. Жуткая фигура, подумал он, глядя на Свету сзади.
— Светлана, а что такое проза, — спросил он, — ты кумекаешь? Или еще не доросла до этого открытия, сделанного мольеровским придурком?
— Цес… Цес… Сбавь тон. Ты слишком, — вмешался Пеликан, — напористо… Светлана, остаемся с ними?
— Боря, поступай как хочешь. Я-то при чем?
— И впрямь, — не выдержал Володя, — при чем тут Светка? Впрямь, — неожиданно придрался он к своему слову, разряжая вспыхнувшее было недовольство. — Впрямь — наискось и вкось — сикось-накось — все идет наперекос… Вот вам стихи.
— Бессмыслица, — сказала Света.
— Не скажи, — сказал Володя.
Пеликан молчал.
Впереди них из двери кухни вышла Александра, неся в руке чайник с кипятком. Она прошла мимо, Володя поздоровался, у нее, показалось, увлажненно блеснули непроницаемо темные стекла очков.
Сделалось нестерпимо стыдно. Но Пеликан сам вправе был выбирать — хорошо или бездарно — и он вправе был рассчитывать на искреннюю поддержку друга.
Володя в прошлом пробовал высказать откровенное мнение; Пеликан ничего не хотел слышать неуважительного о своем предмете.
Уху варили весело, в хорошем настроении. Может быть, поэтому она получилась такая вкусная и так порадовала компанию. Даже Света, отбросив фальшивую сдержанность, радостно смеялась, что-то резала, чистила, лезла ложкой в кастрюлю. Шеф-поваром была Клара, добавившая в уху картофель и морковь и лук и специи — намного больше продуктов, чем собственно количество наловленной рыбы. Запах от кастрюли поднимался восхитительный. Случайные люди на кухне принюхивались не без зависти, шутили как-то неуверенно, по-видимому, не прочь были бы присоединиться. У Пеликана и Володи слюнки текли и мутилось в голове от голода.
Кастрюлю с готовой ухой торжественно несла Клара, никому не доверяя, поднялась по лестнице на второй этаж. Инна побежала вперед, открыла дверь комнаты.
Уселись за стол. Чистая комната, чистые тарелки. Оказался у хозяек хлеб — белый и черный. Разлили уху по тарелкам. Нарезали хлеб. Стали есть, обжигаясь, дуя на ложку. Девочки успевали смеяться и разговаривать. Мужчинам досталась еще добавка.
— Она притворяется холодной, — сказал Пеликан с довольным видом, когда он и Володя покинули женское общежитие.
Оба они слегка опьянели от сытости.
