— Я, кажется, понял. Этот Гребенников тебя любит, и ты не хочешь, чтобы он волновался.
— Не знаю. Я хочу к нему — вот это я знаю.
Она на секунду заколебалась — чемодан был в руке, она готова была идти.
— Эй! Эй! Опять ты скис, миленький, — сказала она с улыбкой. — Не будешь ты человеком.
— Зато ты приедешь к нему человеком.
Валя (она не поняла иронии) совершенно искренне сказала:
— Да! Я приеду к нему веселой и любящей — вот такой я приеду.
Она вышла и быстро застучала каблучками, не попадая на выложенный гостиничный ковер. Иван Павлович Корнеев видел теперь ее в окно — она бежала, срезая угол асфальтовой площадки, к дороге. «Такси! Такси!» — она махала рукой.
Он выпил воды, выкурил сигарету — затем сел за телефон, чтобы сдать с таким трудом и муками добытый всего на несколько дней гостиничный номер.
— Да, — повторил он в трубку. — Да, сто семьдесят пятый… Да, прямо сейчас, он мне больше не нужен.
— Павлик! — закричала она радостным, громким голосом, вернувшись в Подмосковье, в дом, где они жили, и вбежала в комнату.
Чемодан полетел в сторону — она бросилась к Гребенникову.
— Павличек! — повторяла она, вся дрожа. — Павлик мой, только не спрашивай, ничего не спрашивай…
Она всхлипывала:
— Ну виновата, ну дрянь. Ну что ж тут скажешь? Опять этот шик, вино, ковры гостиничные, таланты… Ну слаба я, Павличек, слаба… Ну побей меня, но только не спрашивай…
Она заглядывала в глаза:
— Но ты ведь не знал, что я не в Киеве? Или знал?.. Тсс. Я сама. Я сама все скажу. Мучился? Правда?.. Ну, слава богу, я как чувствовала!
И она повторяла, без тени сомнения, повторяла искренне, как главное:
— Павличек, я только тебя люблю. Никого и никогда я не любила!
— Да… Да… Да… — отвечал он, счастливый и наволновавшийся (он приехал после сидячего ночлега в общежитии, разбитый и опустошенный). — Да, Валя. Конечно, Валя, — повторял он и, словно это было бог весть как важно, вытащил, торопясь, вторую чашку и налил ей чаю.
Но ближе к вечеру — он даже не думал, скажет он это или не скажет, — Гребенников сказал:
— Слышишь, Валя…
— Да.
— А все-таки что-то случилось. Во мне случилось. — И он добавил нашедшиеся слова: — Кончилось что-то.
Валя чистила картошку на ужин. Нож в ее руках замер на секунду и тут же опять продолжил свою как бы кружевную работу.
— Что кончилось? Ты меня не любишь, Павлик?
— Да. Так случилось — я у стены сидел и тогда уже подумал.
— У какой стены?
— Ну, там, в общежитии, у брата твоего. — Гребенников увидел ее слезы, но продолжал: — И не оттого, что я ждал. Я же тебя не первый раз ждал, а как-то одно к одному…
