Надя Цаплина-Егорова была беременна — как и многим другим, им дали комнату, то есть с соседями, — и вот Надя, беременная, пришла к директору НИИ в первый день. Она не была многословной. «Когда мы с мужем распределялись, нам обещали отдельную квартиру». — «Как так?» — «Да уж не знаю. Ваш представитель обещал». Директор охнул, схватился за голову, вызвал представителя, и тот клялся, что ничего не обещал, но Надя стояла на своем. Представитель умолял ее сказать правду. Надя стояла на своем. И хотя с жильем было туго, директору пришлось добывать для них квартиру.
Дужин Олег, когда распределялись, связал свою жизнь с геологами. Так же как и его жена — маленькая, очкастая и сентиментальная Чечеткина.
Распределение началось за три месяца до окончания института. Разговоры о будущем — о работе и устройстве — стали главными. Спалось отвратительно. И даже мяч гонять не хотелось. А по этажам общежития, по нашим коридорам бродили веселые «дяди» — представители различных организаций, заманивая, как они сами выражались, «рыбку в сети».
Из трех подмосковных НИИ выбирала Аня Бурлакова: тихонькая, скромненькая, ну никак не могла она решиться. Представители весело расхваливали каждый свое. А она только хлопала глазами. Один из представителей случайно сказал: «У нас есть то-то и то-то и еще кружок бальных танцев». — «Правда?» — «Правда!» И эта мелочь оказалась решающей. Аня Бурлакова немножко любила танцевать.
И она туда распределилась. Работала. Как говорится, нашла себя. Что касается бальных танцев, они были в плохоньком состоянии. Но все-таки действительно были. А через год Аня вышла замуж за руководителя кружка, пошли дети, и бальный кружок в НИИ уже навеки прекратил свое существование. Наша тихонькая Аня его попросту торпедировала. Теперь ни руководителя, ни ярких афиш, ни самих бальных танцев нет там и в помине.
Распределение было на подходе. Юной семье Гребенниковых, как и всем другим, нужно было на что-то решиться. Как-то выбрать.
— Этот Седовласый велел мне читать толстенную монографию, — сказала Валя однажды.
Валя натирала сыр к макаронам и продолжала рассказывать:
— Этот Седовласый какой-то чудак!.. Неужели он не понимает, что я в науке птичка невеликая и что мне будет достаточно хорошего диплома! Ей-богу, чудак!
Гребенников, целясь в макаронину вилкой, спросил:
— Что за Седовласый?
— Мой руководитель. По дипломной работе.
— Раньше ты называла какую-то другую фамилию. Или это прозвище ему дали?
