1974: Сезон в аду | страница 4
— Следующий абзац: Клер исчезла по дороге домой из школы в Морли вчера ранним вечером, однако продолжавшиеся всю ночь поиски не принесли никаких сведений, касающихся местонахождения девочки.
— Ладно, значит, раньше так и было…
— Спасибо, милая…
— Да нет, я тогда уже закончу, смогу хоть немного отвлечься…
— До встречи, Кэт, пока.
Я положил трубку и глянул на отцовские часы.
Десять минут одиннадцатого.
Я прошел по коридору к задней комнате, думая, что теперь это сделано, и сделано как следует.
Сьюзан, моя сестра, стояла у окна с чашкой чая в руке и смотрела на сад, на моросящий дождь. Моя тетушка Маргарет сидела у стола, перед ней стояла чайная чашка. Тетушка Мадж сидела в кресле-качалке, держа на коленях чашку. В кресле моего отца у буфета не сидел никто.
— Ну что, ты готов? — сказала Сьюзан, не оборачиваясь.
— Угу. Где мама?
— Она наверху, дорогой, собирается, — сказала тетя Маргарет, вставая и забирая со стола свою чашку с блюдцем. — Может, тебе чашечку свеженького налить?
— Да нет, спасибо, не надо.
— Машины скоро придут, — сказала тетушка Мадж, ни к кому не обращаясь.
Я сказал:
— Тогда я пойду соберусь.
— Хорошо, дорогой. Иди тогда. Я тебе чайку приготовлю, когда ты спустишься.
Тетя Маргарет вышла в кухню.
— Как ты думаешь, маме еще нужна ванная?
— У нее спроси, — ответила моя сестра саду и дождю.
Вверх по лестнице, через две ступеньки, как раньше; посрать, принять душ, побриться — и я готов, но лучше бы подрочить по-быстрому и ополоснуться. Вдруг думаю: интересно, читает ли сейчас отец мои мысли?
Дверь в ванную открыта, дверь в материнскую спальню закрыта. На моей кровати — чистая свежевыглаженная рубашка, рядом — черный отцовский галстук. Я включил приемник в виде кораблика — Дэвид Эссекс [2] тут же пообещал сделать меня звездой.
Я посмотрел на свое отражение в зеркале на дверце шкафа и увидел, что на пороге комнаты стоит мать в розовой комбинации.
— Я тебе чистую рубашку и галстук приготовила.
— Да, мам, спасибо.
— Ну, как все прошло утром?
— Да ты знаешь, нормально.
— Спозаранку уже по радио передавали.
— Да? — сказал я, пытаясь избежать потока вопросов.
— Похоже, ничего хорошего, а?
— Ага, — ответил я, борясь с желанием соврать.
— Ты видел ее маму?
— Да.
— Бедняга, — сказала мать, закрывая за собой дверь.
Я сел на кровать, прямо на рубашку, и уставился на приклеенный к двери плакат Питера Лоримера [3].
Мои мысли неслись со скоростью девяносто миль в час.
Процессия, состоявшая из трех машин, тащилась по Дюйсбери-Каттинг, сквозь негорящие рождественские огни в центре города, потом, повернув, медленно поползла по другой стороне долины.