Независимо от этого вооруженные группы граждан тщательно прочесывают город с целью схватить Вальтера и наконец нападают на его след у хибары Кёдлингеров… Отовсюду туда съезжаются конные добровольцы, возбужденно перекликаясь.
Охота на человека увенчалась успехом!
Однако охотникам нет нужды прибегать к насилию. Они с удивлением увидели, что преследуемый сам вышел им навстречу, предусмотрительно подняв руки вверх.
Ожесточенные, выкрикивающие угрозы филиппонцы взяли его в плотное кольцо.
– Ты опять надул нас, Вальтер?
– Где досье?
– Ты убил Паоло! Натравил на нас равианцев, и теперь они готовы убить нас! Прибыла комиссия из Нью-Йорка!
Пенкрофт сохранял полнейшее спокойствие. Вытащил сигарету, закурил. Руки у него чуть подрагивали, но отнюдь не от страха.
– Чего молчишь? Отвечай!
– Сперва дождусь тишины, – вполголоса цедит он, и горлопаны вынуждены умолкнуть, чтобы разобрать его слова.
– Говори же!
– Ты грубишь, Лоуэлл, а я этого не люблю! – по-прежнему не повышая голоса, произносит Пенкрофт и каким-то доселе неведомым чутьем улавливает невероятное: ему вновь удалось подчинить толпу, поставить ее на колени. Спокойствие, с каким он противостоял натиску разъяренных людей, оказалось сильнее их злобы. Но это всего лишь видимость популярности, подобная тонкой ледяной корке, и стоит ей снова треснуть под ним, как он, Пенкрофт, провалится безвозвратно. И тогда гладкая, сверкающая поверхность океана, каким представляется его успех, враз превратится в бушующие волны народного гнева, которые сомкнутся над головой окончательно и бесповоротно…
Эти безрадостные мысли вмиг пронеслись в мозгу, после чего Пенкрофт заговорил – сдержанно, проникновенно, поочередно глядя в глаза то одному, то другому.
– Вот что я вам скажу, парни! Дальнейшая судьба Филиппона упирается в чисто юридический вопрос. Не делайте глупостей, спрячьте оружие. Представь себе, Лоуэлл: допустим, ты пристрелишь меня сейчас, хороши же вы будете в Нью-Йорке при разбирательстве тяжбы! Адвокат непременно скажет: «Будь у нас возможность допросить Бенджамина Вальтера по делу об убийстве Паоло, и вы могли бы выиграть процесс». Ведь перед судьей револьвером не помашешь. А останься я в живых, смогу свидетельствовать в суде, и даже одно произнесенное мной слово поможет вам гораздо больше, чем распирающая вас жажда мести. Какой прок, если Лоуэлла вздернут потом за расправу надо мной? Спрячьте оружие, уберите револьверы, ведь спасительному для вас моему свидетельству будет уже не та цена, если выяснится, что показания давались под дулом револьвера. А может, моим словам тогда и вовсе не будет никакой цены.
