— Что ты сделал? Дурак! Что теперь будет?!
Щука, Утя и Заяц, обгоняя друг друга, бежали обратно. Заяц был всех быстрее. Он первым ворвался в Селище с криком:
— Степняшка сбежал! Отец! Степняшка сбежал!
Конь стоял у Удала все эти дни наготове. Только вскочить на него осталось, только ласковым словом ободрить. Доскакал до реки Удал: надо же, какой прыткий мальчишка, — лишь черная точка виднелась в степи — будто маковое зерно над травою неслось. Поднялся Удал в стременах, крикнул по-птичьи:
— Фью-фью-фья! Кра-кура!
И дозорные поняли: надо ловить беглеца. И послали Удалу свой звонкий ответ:
— Цвинь-цвиуть! Цвиуить-цвинь!
Значит, тоже уже беглеца разглядели. А только не закатилось бы маковое это зерно в какую расщелинку! И пустил Удал своего коня осторожно, по склону, а потом уже по степи — во всю прыть.
Вот и еще один не разрешенный людьми вопрос: для чего было Мокоши видеть грядущее — чтобы успеть его изменить или чтобы смиренно принять? Но разве способны к смирению боги? Или перед неизбежностью рока смиряются и они? Не знали, спорили люди. И когда Лада над бадей с водою склонялась, будущее надеясь в ней различить, опасались люди: не прогневается ли на это богиня — одной Мокоши в будущее смотреть дано — и спешили они Мокошь задобрить, пучки льна для нее вязали и в дар ей несли или пряжи немного, которой до рассвета напряли.
Одна Мокошь среди всех остальных богов даром предвидения владела. Оттого и Перун ее опасался порой. Опасался, что знает Мокошь такое, чего и ему, громовержцу, знать не дано. А только всё ли в грядущем и Мокоши было открыто? Или только Стрибог, при начале мира стоявший, знал и начало его, и конец? Одному ему было видеть дано все верхние звезды, что плавали над землей, и всё неоглядное море — оно называлось Нижним — в котором, будто желток в белке, парила земля. А Мокоши? Ей, быть может, досталось видеть не море, а лужицу только? Не знали, спорили люди.
А ведь и правда: Мокошь, чтобы в грядущее заглянуть, в лужицу — в след от копытца смотрела. Пробежит небесный олень, рассеется звон его колокольчиков, затянется след небесной водой, склонится над следом Мокошь, шепнет сокровенно: «Меси, вода! Неси года!» — да и увидит уже не свое отражение, будущее увидит.
На этот раз Мокоши захотелось заглянуть в грядущее Жара и Ягоды. Узнать, кто из них станет княжить, кому из них посох от Родовита достанется. А только увидела Мокошь не то, о чем у небесной воды спросила. В копытце привиделся ей мальчишка из степняков, подросший, ловко размахивающий мечом — мечом норовящий Жара проткнуть! И вот уже ранящий Жара!
