— У тебя с ним хорошие отношения?
— Да.
— А что он за человек? — у Эрика было такое чувство, что ему это необходимо знать.
— Работяга. Человек с несбывшимися мечтами.
— С какими мечтами?
— Мечтами об удаче, о том, чтобы выбраться с ненавистной фабрики. Только ему никогда ничего не удавалось в жизни, — ее вздох был едва слышен. — Даже надежды на Джека не сбылись.
— Джек — твой брат?
— Да.
— Ты говорила… он умер?
Она кивнула, и по сжавшейся в кулак руке Эшли он почувствовал ее напряжение. Нежным движением Эрик погладил ей пальцы.
— Сколько тебе было лет, когда умер твой брат?
— Десять. Мне было десять лет, а Джеку восемнадцать.
— Довольно большая разница в возрасте.
Эшли взглянула на него.
— Я случайный ребенок. Моя мать прошла операцию по стерилизации. Ей были перерезаны фаллопиевы трубы. По крайней мере, так думали. Но либо врачи допустили небрежность, либо одна из труб проросла…
— Ты, наверное, стала большой неожиданностью для своих родителей.
— Больше, чем неожиданностью, — высвободив ладонь из его рук, Эшли соскользнула с табурета и взяла тарелку со стойки. — Ты хотел узнать о моей матери? Хорошо, я расскажу тебе о матери. Ей было бы значительно лучше, если бы я вообще не родилась.
Эрик постарался, чтобы выражение лица не выдало его чувств, но горечь в голосе Эшли поразила его. И все же он видел, что она не ищет сочувствия.
— Почему ты говоришь, — спросил он, — что тебе не следовало рождаться?
— Потому что для матери я стала последней каплей, — Эшли отнесла тарелку к раковине, повернулась и посмотрела на Эрика. Он пристально наблюдал за ней. Ее глаза утратили блеск, в голосе появилась тревога, даже румянец, казалось, потускнел и сошел. — Причиной, по которой врачи решили пойти на операцию фаллопиевых труб, — сказала она, — была склонность матери к частым депрессиям. Она, действительно, очень любила моего брата и заботилась о нем, но врачи понимали, что следующий ребенок станет для нее слишком большим испытанием. И они оказались правы. Когда я родилась, мать впала в глубочайшую депрессию, и в течение всей моей жизни большую часть времени она проводила и проводит в лечебницах.
Эрик хотел сказать, что Эшли в этом не виновата, он лично рад, что она родилась. Ему хотелось подойти к ней и крепко сжать ее в своих объятиях, рассеяв ту боль, которую он видел у нее в глазах, но он заставил себя остаться на месте и продолжать слушать. Главным сейчас для него было понять Эшли.
— Да-а, тебе нелегко пришлось.
