— Думаю, мне лучше вернуться домой, — сказала она нехотя, когда вся посуда была перемыта. Дестини аккуратно повесила полотенце и почувствовала, как Кэллум подошел сзади, обхватил руками ее талию и пристроил подбородок на ее плече.
— Зачем?
— Что «зачем»? Зачем мне домой?
— Зачем тебе уходить? — соблазнительно промурлыкал он. — Когда у нас осталось еще столько всего, чем можно заняться?.. Трудновато делать это на расстоянии, не находишь? Я никогда не был поклонником секса по телефону… — Он просунул руку под рубашку, которую она у него позаимствовала, и обхватил грудь, покачивая ее так, что она мягко подпрыгивала на его ладони. — Мне нравятся твои соски. Они такие… — Он куснул ее за ухо, и Дестини томно прислонилась к нему.
— Большие. Все во мне большое, — сказала она со смешком.
— А тебя это беспокоит?
— Не слишком. — Она пожала плечами и задумалась. — Порой я чувствую себя неуклюжей, общаясь с другими женщинами, но в целом это выгодно. Особенно когда речь заходит о физической работе. — Теперь его руки ласкали обе груди. Она почувствовала уже знакомое возбуждение. То возбуждение, которое превращает ее мозги в вату.
— Ты хочешь сказать, что очкарик Генри не бросался немедленно тебе на помощь?
— У нас так не принято. Женщины должны рассчитывать только на себя.
— Твоя мать была такой же умелой?
— Если не более. — Дестини вздохнула. — Мой отец говорит, что полюбил ее в тот момент, как увидел.
— А где они познакомились? На танцах? На вечеринке?
— О, она накладывала швы на разбитую крикетным мячом голову юноши.
— А… Необычные обстоятельства для любви с первого взгляда.
— Полагаю, их глаза встретились поверх иголки с ниткой. — Она хихикнула.
— Так что ты будешь делать? Останешься или не останешься?
— Останусь!
— Правильный выбор.
— Ты так считаешь?
Дестини понятия не имела, в котором часу они наконец заснули, но совершенно точно знала, что стала намного опытнее, чем была в начале вечера.
Когда же утром она проснулась, понадобилась пара секунд, чтобы вспомнить, где она находится. Тогда ее глаза широко распахнулись и обнаружили, что на постели среди смятых простыней она лежит одна.
С холодным светом дня вернулся холод реальности.
И о чем только она думала?
Неужели воображала, что будет наслаждаться плодами своей любви одну ночь — или, быть может, неделю, или даже месяц, до тех пор, пока не уедет из страны, — а потом просто отчалит со спокойными сердцем и душой? Какой же будет теперь ее дальнейшая жизнь? Там, в Панаме, в безрадостной компании со своими воспоминаниями?
