— Тогда мне придется оставить место для всего этого. — Потянувшись к брату, Эмили поцеловала его в макушку. Она вознесла Богу безмолвную молитву за его дары, за то, что у нее есть Кори и Джеймс, за чудо, каким является данная ей жизнь.
За ужином они болтали о пустяках, обсуждая то, в чем мог принять участие шестилетний мальчик.
Кори быстро расправился с едой и побежал в кухню за десертом. Опустошив тарелку, он попросил разрешения выйти из-за стола, чтобы посмотреть любимую передачу.
Эмили позволила ему уйти, и они остались вдвоем.
— Хочешь мороженого? — спросил Джеймс.
— Пока нет.
— А чаю?
— С удовольствием.
Джеймс предлагал ей зеленый чай каждый день, и Эмили привыкла к его мягкому вкусу.
— Я вернусь через минуту.
Джеймс возвратился через три, принеся красивую фарфоровую чашечку, поднос с молочником и баночкой меда. Для себя он захватил бутылку пива.
Эмили подсластила чай медом и принялась пить маленькими глотками.
— Трудно тебе? — спросила она.
— Что?
— Жить здесь?
— Почему мне может быть трудно?
— Я думала, что ковбоям удобнее жить рядом с местом работы.
Джеймс сделал большой глоток.
— Не такой уж я ковбой.
Ей вспомнилась черная ковбойская шляпа и. поношенные сапоги, которые он обычно носил.
— Ты похож на конюха, — сказала Эмили, подумав при этом, что татуировка и пирсинг придают ему вид городского парня. В том, что касается Джеймса, нет никакой определенности.
Он взглянул на небо.
— Хороший вечер.
— Да, — вместо того, чтобы посмотреть вверх, Эмили не сводила с него глаз. — Ты сделал его особенным.
Он заметил, что она пристально смотрит на него.
— Мне нравится быть с тобой. И с Кори.
— Ты хорошо влияешь на него.
— Я люблю детей. У меня… — Джеймс умолк и взял бутылку. У него что? Был сын? Маленький мальчик, о котором он все еще думает каждый день? — У меня не было настоящей семьи, — сказал он вместо этого. — Я вырос в доме, где про любовь никто и не слышал, — в этом он может признаться.
Эмили обошла вокруг стола и опустилась на стул рядом с ним.
— Ты впервые упомянул свою семью.
— Говорить особенно не о чем. Моя мать была белой, мой родной отец — индейцем чироки, но мы так мало видели его, что о нем не стоит и говорить.
Поэтому мать развелась с ним и вышла замуж за белого ублюдка. Он бил меня.
— О, Джеймс!
Ее голос был полон сочувствия, но он равнодушно пожал плечами.
— Когда подрос, я стал давать ему сдачи, Джеймс взглянул на свои руки и вспомнил бурные домашние сцены. — Я ненавидел его. Когда он впервые назвал меня язычником, я чуть не убил его.
