– Мне очень жаль, но…
Хана не дала Фумио возможности оправдаться. Она тащила дочь к хранилищу, по пути осыпая ее малопонятными ругательствами. Как только Фумио сообразила, что ее собираются запереть в темной комнате, она начала завывать, словно малый ребенок:
– Мне очень жаль, матушка! Простите меня, пожалуйста! Я не права!
Одной рукой Хана раздвинула фусума, другой что есть мочи втолкнула Фумио в помещение. Удивительно, откуда взялось столько сил у женщины, дни которой протекали тихо и безмятежно.
– Обещаю больше не кататься на велосипеде!
Не обращая внимания на вопли дочери, Хана с треском сомкнула тяжелые рамы, закрыла их на задвижку и побежала к выходу, ощущая босыми ногами ледяной пол коридора. Голос Фумио преследовал ее до самой прихожей. Сердце бешено колотилось в груди. Она никак не могла справиться с обуявшим ее гневом, который затмил все остальные чувства, включая пережитое потрясение. И все же первой в голове мелькнула мысль – поскорее подобрать таби, которые она проворно стянула с ног по пути из сада. Ни у одной из пребывавших в состоянии нервного шока служанок не хватило ума унести испачканные землей белые носки.
Хана взяла свои таби и пошла в кладовку за чистой парой. Она имела привычку менять их утром и вечером, а также когда заходили гости. Уединившись в кладовке, где ее никто не мог видеть, Хана уставилась на свои ноги и постаралась успокоиться.
– Матушка, пожалуйста, простите Фумио, – взмолились Кадзуми и Утаэ. Девочки робко сидели у порога, по щекам их катились слезы.
К тому времени Фумио уже перестала рыдать. Она быстро сообразила, что плакать нет причин, и мимолетный страх отступил. Запереть в кладовку можно малого ребенка, но никак не восемнадцатилетнюю девушку. Фумио даже посмеялась над тем, как мать вышла из себя, узнав, что дочь разъезжает на велосипеде. А все ведь потому, что велосипед принадлежал ненавистному Косаку. Неужели она действительно настолько ненавидит речку Нарутаки, которая отказывается слиться с Кинокавой? Фумио улыбнулась, припомнив свои завывания и слезы испуга.
Мольбы младших дочерей не смягчили сердца Ханы и не умерили ее гнева.
Прежде чем сесть на велосипед, Фумио сняла хаори. Физические упражнения разгорячили ее, но теперь ей стало холодно в темном сыром хранилище. Она вспомнила, как напряженно сидела здесь перед матерью с кото. Ей вдруг до боли захотелось поиграть на этом инструменте. Она осторожно приблизилась к нему в полумраке и развернула ткань. Одиннадцатая и двенадцатая струны лопнули. Девушка так и не решилась притронуться к кото своей матери.
