Войдя, монах и ученый сразу проследовали к скамьям.
— Пройдет меньше месяца, — чуть срывающимся голосом заговорил Чедертон, — и место крокусов займут тюльпаны и гиацинты. Весной же, как знать, что высадит здесь наш садовник? В прошлом году — настурции!
— Боюсь, что пристрастие английского медведя к оформлению садов в таком стиле способствует настороженному отношению к нему в других странах мира.
— Вы в самом деле так думаете? — заинтересовался Чедертон.
— Подобное насильственное отклонение природы от естественного ее порядка, — отвечал Тимон, — всякому внушает подозрение. В этом видится аллегория вопроса: что еще может сделать Англия, чтобы подчинить мир своему закону?
Чедертон застыл на месте.
— Вы говорите как итальянец!
Тимон тоже остановился.
— Прошу прощения?
— Я пятьдесят лет изучаю языки. Ваш выговор почти безупречен, но вы не англичанин. Любопытно, известно ли это обстоятельство декану Марбери.
— Не могу сказать, что известно декану Марбери, — хладнокровно возразил Тимон, — однако вопреки всей вашей учености могу сообщить, что мой отец, когда я был очень молод, находился на дипломатической службе. Годы, когда формируется личность, я провел в Генуе. Едва ли это превращает меня в итальянца, хотя и могло сказаться в моей речи — и в моих взглядах на садовое искусство.
— Хороший ответ, — хмыкнул Чедертон. — Не знаю только, можно ли ему верить.
— Едва ли в данный момент это существенно. У нас есть более важные темы для обсуждения.
— Хотел бы я быть уверенным…
— Тогда начну я. — Тимон повернулся к ближайшей скамье.
— Да, — немедленно согласился Чедертон, — может быть, вы расскажете мне, что навело вас на мысль…
— Лайвли незадолго до смерти показал мне очень древний список Евангелия от Луки — доказывающий, что самое имя Спасителя на протяжении тысячелетий передавалось неверно.
— Понятно, — вздохнул Чедертон. — У меня все началось с верблюда.
Он с довольным видом опустился на скамью. Тимон остался стоять, ожидая продолжения.
— Вам, вероятно, знакомо предостережение Господа, что легче верблюду пройти в игольное ушко, чем богатому — в царствие небесное?
— Евангелие от Матвея, глава девятнадцатая, стих двадцать четвертый.
— А вы никогда не задумывались о необычности этого образа? — улыбнулся Чедертон.
— Мне казалось, Господь хотел образно выразить невозможность…
— Нет, — отрезал старый ученый. — Нигде в Писании Он не использует столь искусственных метафор. Его образы просты и аналогии естественны. В этом — красота Его слова. Только этот пассаж бросает вызов чувствам. Я еще в ранней молодости заметил, что здесь что-то не так.
