— Не предполагает ли наш старший коллега, — пропищал Сполдинг, неприязненно морща губы, — что мы имеем дело с работой демона?
— Дьявол способен вселиться в человека, — отчеканил Чедертон. В его голосе звучала сталь, глас Господень. — Он совершает бесчеловечные поступки человеческими руками. И мы можем не сомневаться, что сам дьявол противостоит работе, которую мы ведем в этом зале. Он, несомненно, послал своих слуг, чтобы отвлечь нас или, смею сказать, погубить.
Кое-кто снова забормотал молитву. Один перекрестился.
— Теперь, с вашего позволения… — медленно произнес Марбери, придвинувшись к трупу, — я вижу, у брата Гаррисона что-то во рту.
Все глаза обратились к телу, головы склонились вниз, круг стал теснее.
— Простите меня, — продолжал Марбери, наклонившись к трупу. Его рука зависла над самым ртом.
— Не прикасайтесь! — шепнул Лайвли, втянув в себя воздух, словно от удара в живот — несколько театрально, как подумалось Марбери.
— Вот так. — Рука Марбери внезапно дернулась, движение было неуловимо быстрым, и в его пальцах оказался скомканный влажный клочок бумаги изо рта мертвеца.
Все ахнули. Многие крестились, шепча молитвы.
Марбери бережно, двумя пальцами развернул бумажку и поднес ее к свече. Не он один увидел написанные на ней слова.
— Что там? — еле слышно выдохнул Лайвли.
— «Странствуя по миру, как палач Господа», — прочел Марбери и положил листок на стол Гаррисона. Люди столпились вокруг. Поднесли еще несколько свечей, и все прочли записку.
Слова показались Марбери смутно знакомыми, но он промолчал.
— Эта ужасная записка, несомненно, написана рукой самого Гаррисона.
Лайвли постучал основанием свечи по мятой изорванной записке.
— Согласен, — спокойно признал Марбери.
В его сознании возникла дикая картина: убийца силой раскрывает Гаррисону рот, принуждая его съесть собственный труд.
— Это сообщение? — задумался Лайвли.
— Или предупреждение? — спросил Сполдинг.
— Это работа дьявола, — уверенно заключил Чедертон.
— Тем больше оснований, — вмешался Марбери, слегка повысив голос и прикрыв тонкой вуалью снисходительности острое нетерпение, — хранить тайну. Теперь всем нам следует вернуться к себе. Прошу вас освободить этот зал. Прошу прощения у присутствующих, но я хотел бы поговорить с мастером Лайвли наедине.
Несколько человек немедленно двинулись к дверям. Остальные нерешительно последовали за ними. Оглянулся только Чедертон.
Когда за последним закрылась дверь, Марбери начал:
— Кто-то должен расследовать это чудовищное происшествие… И вы не хуже меня знаете, как бесполезны местные стражники.
