Этот рассказ был неприятен Сомову, и хмель, только что охвативший его, вылетел вон. Тут на кухню вошла Екатерина Максимовна, прикурила. Усольцевы, сделав глазами понимание, вышли. В зале играла музыка, и там танцевала пара Цыпиных.
— Они в вас просто влюблены, — сказала Мамонтова. Голос у неё был низкий, как будто чуть простуженный.
— Они — это кто?
— Ритка и Лена. Конечно, посиди тут… — Она выпустила дым к потолку. — А вы не курите?
— Нет.
— Проводите меня сегодня?
Сердце снова забухало. Егор ответил: "Конечно, и даже с удовольствием". Она вдруг подошла к нему совсем вплотную:
— Хороший мой! — и сразу же отстранилась, прошла в комнату.
Следом вышел Сомов.
Первое, что он увидел, — серое лицо Епифанова. Рита в своих новеньких туфельках танцевала какой-то модный танец старательно и усердно.
— А вы бывали за границей? — спросила Лена голосом вожатой.
Рита кинулась выключать магнитофон. Стало тихо.
— Бывал, — ответил Сомов.
— Вот скажите, как там?
— Нормально. Впрочем, смотря о чём вы спрашиваете.
— А где вы были? — спросила Мамонтова.
— Во Франции, в ФРГ, в соцстранах.
— Культура как там? Несравнима с нашей? — спросил Усольцев.
— Почему же несравнима? Сравнимо всё.
— Понаездятся, а потом клевещут, — вставил Епифанов.
— А он ещё ничего не сказал, — вступилась маленькая Рита.
— Вот этими мозолями, — тыча себе в ладони, начал Епифанов, — самыми этими живут всякие. Всех кормим! Бывал он!.. Ну и хрен с тобой, что бывал! — Губы его зло скривились, и было видно, что он не пьян. — А я не бывал! И не хочу никакой загранки! Продаётесь помаленьку, курвы! И вы тоже! — Епифанов обвёл всех худым длинным указательным пальцем.
— Что у тебя, Коля, за манера?! — завопил Усольцев. — Приходишь и лаешься. Тебя кто звал? А уж пришёл, сиди тихонько. Вы на него не обращайте внимания, он у нас больной. Псих!
Х X Х
К чаю как-то попритихли. Сомов сел на диван в углу. Выпил он немного, но и этого хватило, чтобы настроение было подавлено. Епифанов ушёл в кухню и там курил. К Сомову подсел Усольцев, энергично потёр руки и откинулся на спинку дивана, словно устал играть надоевшую роль. Лицо его сразу постарело. Кожа у глаз обвисла.
— Вы устали, Валентин? — спросил его Сомов. Усольцев посмотрел на него жалостным взглядом:
— Да нет! — Подумал и добавил: — Скучно тут! Я всё хочу поговорить с вами, да всё не получается… Неудобно вроде. Жена запрещает!
Женщины ушли на веранду, и оттуда доносились их голоса.
— Бедность заела! — вдруг выпалил Усольцев.
