Едва Алла так подумала, как с полки, на которой стояли статуэтки-амулеты, сорвался один, стеклянный, и, грохнувшись об пол, разбился вдребезги.
Клиентка испуганно оглянулась и вопросительно взглянула на Аллу. Та и сама недоумевала, что происходит с ее аксессуарами, но виду не подала. Неужели здесь, в этом доме, живет кто-то, кто и в самом деле надзирает за ее работой?
— Адрес ее знаешь? — Забывшись, Алла обратилась к посетительнице на ты, но та не обратила на это внимания.
— А я думала, что вам самой ничего не стоит это узнать: взглянуть в ваш шар, и вот он адрес!
Да, никакого тебе уважения! Только на мгновение испугалась, когда сама собой разбилась фигурка, а потом опять самоуверенность взяла верх.
На лице Аллы по-прежнему никаких чувств не отражалось, и это давало понять, что такие мелкие укусы для великой колдуньи — ничто!
— Зачем же приглашать хакера, когда в вашем компьютере известен пароль, — заметила она, давая понять, что современные колдуны тоже не лаптем щи хлебают!
Сказала девка адрес, никуда не делась. Но если бы она спросила, зачем это Алле, та не нашлась бы что ответить. Хотелось посмотреть на женщину, которая сумела ей противостоять. В то, что она обращалась к колдунье, Алла не верила. Отчего-то жертва представлялась ей именно такой, каковой Шахворостова сама не была.
Может, даже вовсе не потому, что другой уродилась. Просто попала не в те условия. И что ей оставалось? Известно, с волками жить — по-волчьи выть.
А та, у которой Алла по заказу глупой, мнящей о себе невесть что женщины уводила ее мужа, должна была происходить из семьи хорошей, положительной. Где есть отец и мать и где в родительском доме не спят до последнего дня на железных кроватях с такими провисшими сетками, что они достают чуть ли не до пола. Где дом — не проходной двор, а квартира имеет домофон, в который нужно сообщать, кто ты...
Чем больше Алла приводила себе подобных аналогий, тем большая злость ее охватывала. Что, маменькина дочка, хотелось закричать ей, той, что на общественной лестнице отстояла от нее так далеко, пришла пора и тебе расплачиваться за сладкую жизнь? Вот поплачь теперь, пострадай, пойми, что это такое — горе!
Алла очнулась: чего это она вдруг завелась? К чему эти мысленные вопли? Разве она не знает, что вредно знакомиться с тем, против кого запускаешь программу? Хочется! Перехочется.
— Я все сделаю, — коротко сказала она. — Моя недоработка, мне и исправлять. С вас, конечно, я ничего не возьму. А дам для вас порошок — выпейте на полную луну. Заговоренный.
