Шкатулка дедушки Елисея | страница 74
Кстати, как он сейчас? Спит? Или тоже к чему-то прислушивается?
Опять зазвучали, заныли половицы… Нет, честное слово, это меня нервирует. Никогда я не смогу к этому привыкнуть. Кто лее там ходит, в самом деле?
Я встала, надела халат, заколола волосы. Вышла, зажгла свет в коридоре. Заглянула в комнату к брату и похолодела: постель его была пуста! И даже не смята. Значит, он не ложился. Потом я посмотрела на часы. Стрелка приближалась к двум… Так где же он? И тут меня поразила догадка: я кинулась к тумбочке, где хранились мои ключи. Ключей не было…
Так вот оно что. Несмотря на мой запрет, он всё-таки наведался в Музыкальную Комнату. Противный мальчишка. Ах, как мне захотелось выдрать его за уши! Вот кто, значит, бродил тут этой ночью. Мало мне страхов и волнений. Я ещё и за него должна бояться! Ну, зачем ему непременно надо совать свой конопатый нос, куда не следует? Ладно, погоди у меня…
Я решительным шагом прошла в Музыкальную Комнату '(но душа у меня всё равно была в пятках). Дверь я нашла приоткрытой. На столе горела свеча. И — никого в комнате. Лишь показалось мне, что за китайской ширмой шевельнулась чья-то чёрная тень. Проверять я не стала — всё-таки страшно было, да и мало ли что в полутьме может померещиться… Пошла назад, заглянула в гостиную. Кот Амадей безмятежно спал на своей лежанке. Всё у нас с ног на голову в этом доме! Пацаны по ночам гуляют, а коты спят!
Где же он? Неужели на улице?
Я пошла в сени, к выходной двери — и сразу наткнулась на моего Вовку. Он стоял на пороге, смотрел куда-то вверх и… плакал! Он плакал молча. А как заметил меня — уткнулся мне сразу в грудь и заревел уже в полный голос. Вся моя злость на Вовку, конечно, мигом пропала. Я погладила его по колючим вихрам:
— Что случилось, Вовочка? Что стряслось, а?
— ОНИ улетели… ОНИ больше никогда не придут…
— Кто ОНИ?
Вовка отстранился от меня, всхлипнул, вытер кулаком глаза и замотал головой:
— Я тебе не буду говорить. Всё равно ты ни во что не веришь.
Бедный мальчик… Не хватало ему ещё свихнуться в этом ужасном доме.
Я решила его пока ни о чём не расспрашивать, повела к умывальнику, сама умыла ему лицо, вытерла, поцеловала, повела в его комнату и уложила в постель:
— Теперь спи, пожалуйста. А утром мы поговорим.
Ох, как же я пожалела в эту минуту, что читала ему записи деда! Нет. Мне нужно их спрятать подальше, а ещё лучше — сжечь. Ни в коем случае я не должна допустить, чтобы мой Вовка заразился этим безумием.