Амадей, конечно, достойный и выдержанный кот, этого у него не отнимешь, но такое испытание было ему не по силам. Мгновенно сжавшись в комок, он сделал два мощных прыжка -и мышь оказалась у него в зубах… Одна из половиц при этом произвела такой резкий звук, что мне показалось — вся комната вздрогнула. Игра оборвалась. Шестеро великих музыкантов встали со своих мест и уставились на моего проказника. Увы, как это ни печально сознавать, но чёрный разбойник нарушил нашу с таким трудом созданную конспирацию.
Всё погибло. Россини, оглянувшись, воскликнул:
— Дверь приоткрыта, господа! Сюда могут войти! Скорей, нам здесь больше нельзя оставаться…
Музыканты быстро погасили свечи, комната погрузилась в темноту, и я ничего больше не мог увидеть, только слышал, как запели тревожно коридорные половицы — до, ре, ми, фа… — гости уходили всё дальше, всё дальше… Наконец, в доме воцарилась полная тишина. Кот, с мышью в зубах, шмыгнул в коридор. Я-за ним. Запер осторожно дверь. Положил на место ключи. Пришли мы в мою комнату. Я забрался под одеяло и, конечно, долго не мог заснуть. Угораздило же эту несчастную мышь так не вовремя выйти на прогулку!
Минут через пять я услышал довольное мурлыканье Амадея. После удачной охоты он намеревался, как обычно, улечься у меня в ногах. Его блудливая морда, судя по звуку, находилась где-то в полуметре от моей подушки.
— Ну и балда же ты! — сказал я ему в темноту.
Он перестал мурлыкать. То есть он понял меня правильно. Ко мне на постель этот шельмец не пошёл — удалился куда-то к печке. «Ну, ладно. Обижайся сколько угодно. Всё равно ты балда», — подумал я и повернулся на другой бок.
— Маша, Маша, Машенька! — сказал мне однажды Вовка (он при этом раскачивался на стуле, глаза его были зажмурены). — Мы с тобой до сих пор ничего понять не можем. А ведь всё просто: мы попали в СКАЗОЧНОЕ МЕСТО. Тётушка Эрнестина на самом деле не тётушка, а лесная колдунья!.. Наш дом — заколдованный замок. Мы не должны удивляться. Что ж делать, если нас тут всех заколдовали?
— Ох, не знаю, — ответила я. — Если это так, то я хотела бы, чтоб кто-нибудь нас побыстрее расколдовал. Иначе мы совсем разучимся спать по ночам.
— Скажи, пожалуйста, — вдруг спросил меня Вовка, — почему все знаменитые музыканты так любили писать грустную музыку?
— Ну, это-то понятно, — ответила я. — Мало кто из них мог бы сказать, что прожил счастливую жизнь. Суди сам: Бетховен в старости был глухим и одиноким, Шопен умер от чахотки вдали от родины, Чайковский с детства скитался, Моцарт угас в расцвете лет, Бах нуждался всю жизнь…
