Тающий человек | страница 20



— Зачем этот таинственный ночной визит?

— Вы не знаете этот дом. Это — тюрьма. Ультрасовременная. Оснащенная всеми средствами защиты. Идешь по коридору и за тобой следит телеглаз или что-нибудь еще. Открываешь дверь и в подвальном помещении загорается красная лампочка. Ночью никто не может подняться выше первого этажа без специального ключа для лифта.

— У миллионеров — привычки феодалов. Но вы ведь не бедная девушка, попавшая в беду, правда?

— Я хочу поговорить с вами... серьезно.

— Начинайте.

— Почему вы спросили меня, за что я не люблю своего неродного папу?

— Просто так, чтобы завязать разговор.

— Врун.

— А что вы имеете против него?

— Ничего. Он великодушен и добр.

— Ну и хорошо. Могу я вернуться ко сну?

Она подошла к трюмо, взяла для себя пепельницу и затем снова устроилась на конце кровати, поджав под себя ноги.

— Почему, — спросила она, — он так хочет вернуть свой “Мерседес”? Он застрахован, и видит бог, у нас хватает машин.

— Он хочет вернуть его. И пока он платит за эту работу деньги, мне этого достаточно.

Она вытянула ногу в нейлоновом чулке и поиграла пальцами.

— Хотите сказать, что не намерены обсуждать детали этого дела?

— Да.

— Потому что он просил вас об этом?

Чтобы переменить тему и все еще не понимая цели ее визита, я сказал:

— Расскажите мне о Зелии.

— Зачем?

— Я собираюсь встретиться с ней. Я собираюсь выяснить подробности того, как, где и, возможно, почему она потеряла машину. Пока, как мне сказали, она рассказала не слишком много. Потеря памяти, как она говорит.

— Да, правильно. Ее пытались лечить, но это не помогло.

— Это никогда не помогает, когда люди не хотят вспоминать.

— Почему, черт побери, вы так говорите? — В ее глазах промелькнула высоковольтная вспышка гнева.

— Просто общее наблюдение. Она младше вас?

— Почти на два года.

— А что ваша мать... разве она не может узнать у нее что-нибудь?

— Мама умерла несколько лет назад.

— Понимаю. Вы ведь любите Зелию, правда?

— Конечно, люблю. Она — моя сестра. — Ее искренность не подлежала сомнению. С другой стороны, не подлежало сомнению сильное, почти страстное, защитное чувство, которое исходило от нее, когда она говорила о своей сестре.

Я сказал:

— Прежде чем мы перейдем к истинной причине вашего визита, как вы думаете, сможете вы ответить на несколько вопросов, касающихся Зелии, не пытаясь откусить мне голову, если я задену вас за живое?

В ее глазах на секунду показалось упрямство, затем взгляд смягчился и она сказала: