Я встал и протянул ему руку. Генрих вскочил и пожал мне ее. Это было странным ощущением. Рукопожатие фашиста. Слово "фашист" в детстве было ругательством. Я родился через пятнадцать лет после войны, которая практически стерла мой город с лица земли. Память о войне была очень сильна. Она и называлась: "Война". Не Великая Отечественная, как называла ее пропаганда, не Вторая мировая, как звали ее позднее историки, а просто "Война". Самая страшная, в истории моего народа, самая разрушительная и тяжелая. Поначалу было непонятно, почему 9 мая, в день Победы, с каждым годом редеют ряды ветеранов. Они умирали, те, кто видел войну и прошел ее, защитив свою Родину. Они умирали от старых ран, от старости, от свинства и глупости новых поколений, не знавших ужасов войны, голода, бомбежек и животного страха. Поколений выросших в мире и сытости. Счастливых и глупых. Но поколения взрослели, уже сами проходя очередные "горячие точки". Обзаводились пониманием, и приходили на Площадь Победы, с горечью наблюдая, как тают ряды ветеранов Войны. Той самой Войны.
Анна ворвалась в комнату, как ураган. Рыжие волосы, огненным пятном осветили серый полумрак, но настроения не придали. Просто, что-то яркое и чужеродное. Окинула быстрым взглядом убогий интерьер и плюхнулась на стул, без приглашения, вытаращив на меня зеленые глаза.
- Кто вам разрешил сесть?
- А мне на это нужно особое разрешение?
- Теперь вам на все нужно особое разрешение.
- Это с какой стати?
- Встать! Представиться!
- А что вы на меня кричите?!
Никакого желания понимать. Никакого желания сотрудничать. Ладно, поучим тебя субординации. Встал, поставил ногу на стул польки, придавив к сиденью ткань комбинезона, который болтался на ней, как на вешалке. Приблизил лицо к ее лицу.
- Я имею право не только кричать. Я могу, без суда и следствия, свернуть твою тощую шею, лишь потому, что мне не понравились прыщи у тебя на роже. Я могу раскатать тебя в блин, потом выстелить тобой комнату, что бы все могли вытирать ноги. А могу приказать тебе подтирать мне задницу и расстрелять тебя, если ты, хоть слово скажешь не по делу. Ясно?!
Анна дернулась, пытаясь встать со стула, но мой ботинок эффективно удерживал ее на месте.
- Ясно?! - я приблизил лицо вплотную, - Встать! Представиться!
Она дернулась еще раз, потеряла равновесие, свалилась на пол. Быстро подскочила. Лицо красное, прическа растрепана, в глазах растерянность. Вытянулась, почти по-армейски:
