— Что произошло, дитя мое? — спросил он наконец.
Она глубоко вздохнула. Сеньор Родригес выслушал ее рассказ, и его лицо исказилось от горя. Он покачал головой и тяжело опустился на скамейку, стоявшую во дворе. Она почувствовала, будто находится в чужом теле, наблюдает за всем со стороны и ничем не может помочь.
Гортензия вышла из дома и обняла Эсперансу. Она кивнула сеньору Родригесу, а затем проводила девочку наверх в спальню.
— Он заказал па… папайи, — всхлипывала Эсперанса.
— Я знаю, — прошептала Гортензия. Она села рядом с Эсперансой на постель, обняла ее и принялась укачивать как малое дитя. — Я знаю.
Молитвы, церковные службы и похороны продолжались три дня. Люди, которых Эсперанса никогда прежде не видела, приезжали на ранчо, чтобы выразить свои соболезнования. Они привезли так много еды, что можно было бы прокормить десяток семей, и столько цветов, что от их запаха у всех начала болеть голова. В конце концов Гортензии пришлось выставить букеты на улицу.
Несколько раз приезжала Марисоль с родителями, сеньором и сеньорой Родригес. На глазах у взрослых, принимая соболезнования Марисоль, Эсперанса копировала утонченные манеры мамы. Но как только стало возможно, девочки попросили разрешения выйти, поднялись в комнату Эсперансы, сели на ее кровать, взялись за руки и горько заплакали.
Дом был полон посетителей, и их вежливые тихие голоса сливались в неясное жужжание. Мама была ко всем внимательна и со всеми радушна, как будто ее главной задачей было развлечь гостей. Вечером дом опустел. Теперь, когда по комнатам не разносился радостный голос отца, они казались слишком большими, и гулкое эхо шагов только усиливало печаль обитателей дома. Абуэлита каждую ночь сидела у маминой постели и гладила ее по голове, пока та не засыпала, а после этого бабушка садилась с другой стороны и так же успокаивала Эсперансу. Но вскоре девочка просыпалась от едва слышного маминого плача — или ее плач будил маму. И тогда они сидели обнявшись до самого утра.
Эсперанса не хотела открывать подарки. Глядя на них, девочка каждый раз представляла, какой прекрасный праздник мог бы у нее быть. В конце концов как-то утром мама настояла, чтобы она посмотрела, что ей подарили:
— Папе бы этого хотелось.
Бабушка протягивала Эсперансе подарок за подарком, и она механически открывала коробки и пакеты и складывала на стол их содержимое. Белый кошелек с четками для воскресной службы от Марисоль, нитка голубых бус от Читы, книга «Дон Кихот» от бабушки, красивый вышитый шарф от мамы. Наконец, Эсперанса открыла коробку, в которой должна была лежать кукла. Она не могла избавиться от мысли, что это последний подарок от папы.
