Она услышала на песке его шаги, хотя они были такими легкими. Он обычно ходил бесшумно, как дикое животное в сумерках.
Она тихо сидела на камне и даже не повернула голову в ту сторону, надеясь, что останется незамеченной.
Он влез на камень, опустился рядом с ней, держа в руке стебелек травы, и стал сосредоточенно его жевать.
— Так у тебя может разболеться печень, — Кэтлин не смотрела на него. — Полагаю, ты пришел извиниться?
— Совсем нет. Я не сделал ничего постыдного. Просто провел для Маркуса заочную экскурсию по достопримечательностям Спрингхилла, Котенок.
— Черт возьми, Пенн, прекрати так меня называть, — сказала она сквозь зубы.
— Почему? Потому что это напоминает тебе Сторожевой Дуб? И как чудесно мы здесь проводили время?
Его голос был холодным, и она мгновенно пожалела, что потеряла контроль над собой и дала ему шанс предположить, что встревожило ее не только такое обращение к ней, но и воспоминания.
— Совсем нет, — твердо ответила она. — Потому что ничего особенного никогда не происходило у Сторожевого Дуба, о чем стоило бы говорить.
— Верно. Там всегда было слишком многолюдно. Все, достойное воспоминаний, происходило именно на этом самом месте у озера. Когда мы любовались лунной дорожкой на воде… и слушали раскаты грома на холмах…
Он поднял руку и бросил стебелек травы в темную воду озера. Но, так и не опустив ее, он кончиками пальцев коснулся щеки Кэтлин и повернул ее лицо к себе.
Было мгновение, когда она могла бы вскрикнуть или отодвинуться от него и спрыгнуть с камня. Могла бы столкнуть его вниз, потеряв равновесие от толчка. Она могла бы…
Но она не сделала этого. Будто какой-то нерв внутри нее замкнулся и отключил ее способность двигаться или чувствовать что-либо, кроме ужасной дрожи у горла, от которой у нее прервалось дыхание и она не могла произнести ни слова протеста.
Губы ее застыли под его мягкими вопрошающими губами. Они напомнили ей о первом в жизни поцелуе, который теперь она переживала снова, — со всей неопределенностью, колебаниями и подбирающимся страхом перед тем, что она это делает не совсем так.
Вдруг что-то изменилось, ее губы стали мягкими и теплыми, как бы оттаяли от тепла его губ. У Пенна вырвался тихий вздох удовлетворения, и его рука соскользнула с ее щеки на затылок, чтобы прижать ее к себе ближе, продолжая целовать.
Мгновенно в ней сработал инстинкт самосохранения, и она увернулась от его руки собственника. И, не осознавая до конца, что делает, она вытерла тыльной стороной пальцев свой рот.
