Он качался, балансируя руками, словно стоял высоко в оконном проеме.
Маленькая жизнь внутри Беатрисы-Джоанны вздрогнула, словно чувствуя опасность.
— Тристрам! — храбро перешла в атаку Беатриса-Джоанна.
— Ты опять нализался! Сейчас же в дом и быстро в лифт!
— Предательница! — взвыл Тристрам. — Собираешься завести ребенка! От моего собственного брата, будь он проклят! Су-ука, су-ука! Что ж, давай. Давай-давай! Только убирайся куда-нибудь и там рожай. И все уже знают, все уже всё знают!
Некоторые из зевак начали подавать негодующие реплики.
— Тристрам… — проговорила Беатриса-Джоанна, почти не разжимая губ.
— Я тебе не Тристрам! — протестующе закричал он, словно это было не его имя. — Лживая сука!
— Войди в дом! — приказала Беатриса-Джоанна. — Тут какая-то ошибка. И это разговор не для публики.
— Ты так думаешь? Разве это не правда? — спросил Тристрам. — Уходи лучше, убирайся!
Вся переполненная народом улица и небо над ней стали для него собственным домом, пережившим предательство, местом страданий. Беатриса-Джоанна настойчиво пыталась пробиться в «Спёрджен-билдинг», а Тристрам старался не дать ей войти, размахивая руками, как щупальцами.
Со стороны Фруд-плейс послышался какой-то гул. Этот гул приближался. Наконец показалась колонна возбужденных людей в рабочей одежде, которые громко и не в лад что-то недовольно кричали — Вот видишь! — торжествующе прошипел Тристрам. — Все знают!
«Все» носили эмблемы с короной и буквами «ГЗСТ» — «Государственные Заводы Синтетических Тканей». Некоторые из рабочих держали в руках символы протеста: куски синтетической ткани, прибитые к ручкам мётел и наспех нарезанные куски картона на тонких рейках. Надпись была только на одной картонке — логограмма «ЗБСТВК», на остальных были грубо намалеваны человеческие скелеты.
— Между нами все кончено! — решительно заявил Тристрам.
— Ты, тупоголовый идиот! — вспылила Беатриса-Джоанна. — Войди в дом! Не хватало еще нам вляпаться в это мероприятие.
Лидер рабочих с безумными глазами уже стоял на цоколе уличного фонаря, обхватив столб левой рукой.
— Братья! — закричал он. — Братья! Если они требуют от нас хорошей работы в течение всего дня, так пусть они и кормят нас как следует, черт бы их побрал!
— Повесить старого Джексона! — призвал пожилой рабочий, размахивая руками. — Вздернуть его!
— Его самого в кастрюлю запихнуть! — предложил монгол с забавными, по-настоящему косыми глазами.
— Тристрам, не будь дураком, — встревоженно проговорила Беатриса-Джоанна. — Ты как хочешь, а я отсюда смываюсь.
