Еще одна затяжка, и бычок, выкуренный едва ли не по самый фильтр, корчится в песке.
— Чего ты хочешь от меня, Клещ? Ты на моих глазах убил Зару. По душам у нас с тобой не получится. И тебе наше братство на хрен не нужно.
— Какое братство, сынок? Ты что, еще не врубился? Ну ты даешь… — Клещ сказал это очень спокойно. И его тон отрезвил меня. Правду сказать, ребята, ну какое у нас братство? Пшик, а не братство. Мастера… мать твою. А что Зару пристрелил, так жалко девку, конечно. Но она же бешеная, всё равно стала бы мстить за мастера своего…
— Этого, допустим, мы не знаем.
— Я с тобой пробую по-хорошему, парень. А ты борзеешь. Я старый усталый человек, у меня нет ни времени, ни охоты возиться с тобой. Либо ты мне поможешь и будешь жив, либо я тебя пристрелю… Да хрен бы с ним, просто звездану по черепу, брошу здесь и всё сделаю сам. Я и один справлюсь, только возни до хрена. Ну?
Передо мной сидел старый, усталый, смертельно опасный человек. Надо же! Матерый хряк, секач клыкастый, а возится со мной, поросенком, не режет на месте почему-то… может, и не такая он мразь, какой кажется?
— Ладно. Чем тебе помочь, Клеш?
— Тяжести потаскать, уважаемый сталкер Сотка… Синоптик небось такое погоняло тебе дал?
— Да, он.
— Синоптик всегда был редким придурком… Бьюсь об заклад, ты уже сто пятидесятый, кого он Соткой назвал… Сменил бы ты его поскорее на приличное погоняло… А вообще пора идти.
Может, ребята на острове ждут от меня каких-то активных действий. Может, наоборот, Бога благодарят, что я не трепыхаюсь и сижу тихо. В любом случае выбор я свой сделал, вариантов нет.
Верхний край Карьера где-то поднимался, где-то опускался почти к самому дну. Клещ привел меня к самой высокой точке. Здесь, на холме, укоренилось дерево. Давно высохшее, оно все еще оставалось крепким. Дерево, как и многое в Зоне, было искалечено радиацией. Скрючившись в три погибели, оно тянулось не вверх, а в сторону Карьера, горизонтально. И узловатый ствол его фотогенично застыл над пропастью.
Заканчивался он в метре от кормы роторного экскаватора.
Клещ шел легко. Плевать ему было и на тяжесть рюкзака, и на тяжесть двух стволов. Он двигался, как железный. Будто сама Зона подпитывала его энергией. Старый… усталый… Может, он в голове своей — усталый, а вот в мышцах у него никакой усталости нет.
Мы добрались до дерева. Зацените: я, молодой, еле жив от натуги, а он, курильщик, ничуть не запыхался.
— Оба рюкзака прикопай здесь, в песке. Не боись, мы за ними вернемся, — говорит Клещ и сбрасывает свой.
