— Ну и веселье, конечно, — продолжил вожак. — Вот только князю новые воины не нужны. И нас ему хватает. Поворачивайте лучше назад.
И снова люди в безобразных уборах загоготали. «Да это же сплошь воры и душегубы, — удивлялся Ашпокай. — Правду старик говорил! Вот что за витязи служат Хушану!».
Салм поднял голову и встретил взгляд вожака с кольцами. Нет, не встретил — рубанул своим взглядом по его заплывшим, пьяненьким глазам. Потом только Ашпокай понял, что во взгляд этот бактриец вложил последние свои силы. Но этого хватило — вожак отпрянул, конь под ним беспокойно переступил с ноги на ногу и в наступившем молчании все услышали голос Салма:
— Мы народ бывалый. К разным делам приспособленный. Отведи нас к своему князю — там и посмотрим с кем ему будет веселей.
Ответа не было. Вожак молча изучал заострившееся серое лицо Салма.
— Чего молчишь? — спросил Салм, и голос его прозвучал неприятно — как будто камень бросили в пустой медный котел.
— Поезжайте за нами, — произнес вожак медленно. — Только держитесь от нас на полет стрелы…
Стойбище было видно издалека — оно заняло собой просторное сизое ущелье. С двух концов ущелье запирал высокий вал с каменными зубьями и кедровыми кольями, торчащими из земли, как из драконьей пасти.
Возле самого вала Салм остановил коня и начертил в воздухе знак, отгоняющий зло.
— Аримаааан, — сдавленно простонал он, нахлобучивая башлык на глаза.
С кольев, на толстых веревках свисали кабаньи челюсти. На желтой кости еще остались черные знаки крови.
— Здесь все пропахло недобрым колдовством, — проворчал Шак. — Мы просто им дышим сейчас.
Ашпокай молча рассматривал ограду. Ему сделалось зябко, хоть солнце светило вовсю. Он знал, для Кого развешены здесь эти челюсти. В памяти один за другим всплыли имена, которые давали Ему люди: «Не-бог-не-человек-без-плеч-без-ног-Стужа-Поглотитель-Змей-Он».
— Князь у смерти что ли хочет откупиться? — проговорил Салм, едва слышно.
В стойбище было немного людей. Куда ни глянь всюду юрты пустовали, разоренные сорным ветром. Кое-где, правда, возились чумазые детишки, да расхаживали тоскливые бледные бабы. «Нет жизни мне между землей и небом, — охнула одна, замученная, иссохшая женщина, увидев ватажников. — Еще приехали кровопицы! Больше этого не могу терпеть». Тут же трое пьяных мужиков схватили ее за волосы и потащили прочь куда-то, гогоча и перебраниваясь.
Много грязи было здесь, много объедков и людских нечистот. Поначалу Ашпокай отворачивался от этой гнусности, но скоро свыкся и перестал ее замечать.
