– А где мама? – спросила Лиля.
– Умерла, – ответила девочка. И тут же, словно спохватившись, что может огорчить незнакомую тетю, успокаивающе добавила: – Она уже давно. Года два.
Лиле показалось, что где-то под сердцем стало горячо – как всегда, когда она сталкивается с самой близкой для себя темой.
– А вы болеете? – спросила девочка.
– С чего ты решила?
– Ну, вы же днем лежите.
Лиля подумала: если с кем-то об этом и можно говорить всерьез, не стесняясь, не жеманничая, то как раз с детьми. С вот этой девочкой. Ее мне сегодня Бог послал, решила Лиля.
– Да, я болею. Я тоже умру, – сказала Лиля.
Девочка, помолчав, сказала:
– Мама молодая была. Красивая.
Лиля мысленно усмехнулась. Подразумевается, что она, Лиля, немолодая и некрасивая, ей умереть можно.
– Ты ее жалеешь?
– Конечно, – легко ответила девочка.
– А папа?
– Да. Он даже плакал.
– Но ведь женится.
– Да, – согласилась девочка. – Оля хорошая.
– Лучше твоей мамы?
– Нет. Но тоже хорошая. Мы же не можем одни. И папе скучно, и мне тоже.
– То есть ты забыла маму?
– Нет. Но мамы же нет. А Оля есть.
– А если Оля тоже умрет?
Девочка не ожидала такого вопроса. Никогда об этом не думала. Возможно, смерть мамы была единственной смертью, которую она знала и видела, остальные люди для нее были пока бессмертны.
– Почему?
– Заболеет и умрет.
– Да нет, она здоровая. Ладно, я пойду.
Девочка не то что испугалась разговора – они ничего в таком возрасте не боятся по-настоящему, ей просто стало неприятно. А Лиле очень, очень хотелось ее удержать – она не поговорила с ней о самом интересном.
– Постой. Ты зря волнуешься. Оля никогда не умрет. А маме твоей сколько было?
– Маме? Двадцать восемь.
– Всего двадцать восемь?
– Да. Молодая.
– Она очень мучилась?
– Я не знаю. Меня там не было.
– Где?
– Они в машине врезались. И маму в больницу отвезли, и она там умерла.
Лиля почувствовала разочарование. Смерть в аварии – не то, о чем она хотела бы поговорить.
– Ладно, иди, тебя ждут, – сказала она.
Девочка спрыгнула.
И все же Лиле стало немного легче. Она знала, что это подлое облегчение, нехорошее, но разрешала его себе. Больным разрешена скоромная пища даже в пост, значит, разрешены и скоромные мысли. Двадцать восемь лет было этой женщине – и она погибла. А Лилия была в двадцать восемь лет еще жива и здорова. И у нее впереди еще была долгая счастливая жизнь. До болезни было еще далеко.
С другой стороны, может, так лучше? Авария, удар, боль, но недолго, не успеваешь приготовиться, осознать, не успеваешь толком помучиться – это-то и хорошо.
