— Видите ли, мою последнюю пробу забраковали, — оправдывался Мюррей. — Похоже, меня прогонят.
— Объясни этим людям, что они не правы. То, что они делают, — грех. Выполнишь мою просьбу? Мы здесь не для того, чтобы судить вас, — не судите да не судимы будете, так говорил Господь, — все мы грешники. Я сам грешник. — И тут громила торжественно сорвал повязку. — Если человек покушается на собственную плоть, это же великий грех.
Мюррей содрогнулся. Что он ожидал увидеть? Стеклянный глаз? Зарубцевавшееся веко? Во всяком случае, не эту черную уродливую дыру, напомнившую о недуге, поразившем его собственные гениталии.
— Грех… — Мюррей попытался высвободиться. — Хорошо, я передам.
— Благослови тебя Господь, брат мой, — торжественно произнес человек с дыркой вместо глаза.
Дрожа от недоброго предчувствия, Мюррей вошел в институт. Осторожно ступая по блестящему мраморному полу, миновал огромные настенные часы и ряд шарообразных светильников на кованых подставках и оказался наконец у стола миссис Криобель.
— Я скажу доктору Фростигу, что вы пришли, — коротко бросила та, аккуратно подровняв стоявшие на столе стерильные баночки для сбора спермы. Она была модной дамой и любила себя украшать. Мюррей знал далеко не все названия предметов ее туалета, аксессуаров, бижутерии и косметики.
— Они уже выяснили, что со мной не так?
— С вами — не так?
— С моей пробой.
— Это другой отдел. — Миссис Криобель указала на нескладную, но яркую женщину с ястребиным носом, сидевшую в противоположном углу холла. — Вы можете подождать вон там, вместе с пятьсот двадцать восьмым номером.
Холл был обставлен как гостиная первоклассного борделя. По углам роскошного персидского ковра стояли греческие вазы с папоротником, на задрапированных стенах в золоченых рамах красовались портреты ныне покойных нобелевских лауреатов, надменно взиравших на простых смертных, которые от нечего делать принимались их разглядывать. «Так-так, — размышлял Мюррей, изучая мрачные лица, — хотим мы этого или нет, следующее столетие принесет нам кейнсианскую экономику и новое поколение астрофизиков, кропающих плохонькую научную фантастику».
Отведя взор от покойного госсекретаря, 528-я одарила Мюррея широкой улыбкой. В защитного цвета пиджачке поверх черной водолазки, с прямыми иссиня-черными волосами и перламутровыми зелеными тенями на веках она напоминала битницу пятидесятых, загадочным образом перенесенную в эпоху банков спермы и генной инженерии.
