— Наверное, кто-то из Расселовых пижонов решил срезать путь в город и, разумеется, не удосужился потом закрыть за собой ворота.
Энни кашлянула и, сдерживая гнев и досаду, сказала:
— Если вы объясните мне, как проехать к ранчо Санрайз-Пикс, я немедленно покину ваши владения.
— Мне следовало сразу догадаться, что вы направляетесь к Бену Расселу, — холодно заметил ковбой. — Таким девушкам там самое место. На настоящем скотоводческом ранчо им делать нечего.
Энни одарила незнакомца свирепым взглядом.
— Надеюсь, что так. Меня там ждут.
— Тоже, значит, пижонка? — Нахлобучив шляпу, мужчина скрестил могучие руки, отпустил поводья и наклонился вперед, словно стараясь разглядеть ее получше сквозь открытое окно машины.
Почувствовав на себе пристальный, недобрый взгляд, девушка невольно вздрогнула.
— Это уж мое дело! Просто объясните мне, пожалуйста, дорогу, и я уеду.
Ковбой продолжал рассматривать Энни еще одно долгое мгновение.
— Свернете налево на развилке сразу после зарослей фоукерии.
— После зарослей фоукерии… А что это такое, фоукерия?
— Вам это растение, вероятно, покажется кактусом. Такие высокие тростинки с колючками, маленькими зелеными листочками и красными цветами.
— Спасибо, мистер?..
Он проигнорировал ее попытку узнать его имя, только рубанул в воздухе ладонью:
— И не включайте больше ваш чертов сигнал, пока находитесь вблизи моих коров.
Развернулся и ускакал прочь.
— Добро пожаловать в гостеприимную Аризону, — пробормотала Энни себе под нос.
Чуть позже Энни почувствовала легкий укол совести. Ведь скот для ковбоя был средством заработать на жизнь. А вдруг она действительно нанесла вред какой-нибудь из коров?
Она вела машину по разбитой дороге, стараясь объезжать самые большие камни, и думала о своей реакции на это происшествие. Ей страшно было признаться даже себе самой, что встреча потрясла ее.
«Прекрати сейчас же, — строго сказала она себе. — Предстоящее собеседование для тебя гораздо важнее какого-то обидчивого ковбоя с его скоропалительными выводами».
Десятью минутами позже Энни оказалась лицом к лицу с другим ковбоем — предположительно ее будущим работодателем, — который сидел за заваленным бумагами письменным столом. В отличие от первого этот был облачен в нарядную и дорогую рубашку, тщательно отутюженную и украшенную цветистой вышивкой. На мужчине были темные брюки, также хорошо выглаженные и дорогие. От этого дородного скотовода веяло властолюбием и деспотизмом, что не могла скрыть его приветливая улыбка.
