– Вы пятая, кому я мог бы сказать такие слова, – после долгой паузы серьезно произнес он.
– Пятая? – разочаровано переспросила она.
Он медленно продолжал говорить глухим голосом, раскачиваясь в такт своим словам:
– Моя мама… моя бабушка… моя дочь… и моя жена… Когда мой город стал «горячей точкой», я потерял всех.
Она потрясенно молчала. Проехали знакомый солнечный плакат, который уже не казался ей веселым и жизнерадостным.
«Надо что-то говорить! Мне раскрыли душу, доверили свою боль, а я молчу», – напряженно думала она и, наконец, произнесла:
– У вас хороший русский язык. Почти без акцента.
– Когда-то я был преподавателем университета. Вернее, его филиала. А теперь вот – совсем другая жизнь, – отозвался он уже спокойным тоном.
Резко затормозив у её дома, он продолжал глядеть в темное окно маршрутки немигающим взглядом.
– Я бросил преподавать, потому что уже в течение десяти лет не могу ответить себе на один вопрос: зачем я остался жить? Чему я могу научить моих студентов, если не знаю даже этого? – Он пристально посмотрел на нее, как будто ждал ответа.
Ей очень хотелось его утешить, но она не находила нужных слов.
– В твоих глазах блестят искорки жизни, – произнес он. – Ну, вот, я тебя совсем расстроил. Значит, тебе пора домой.
– Может, пойдем вместе? – Она взяла его руку и посмотрела в его темные глаза.
Он притянул ее ладонь к своим губам:
– Ты не будешь жалеть, что связалась со мной?
Она отрицательно покачала головой и нарочито весело сказала:
– Приглашаю тебя ко мне в гости. Ведь теперь у меня столько сладостей! Мне одной все не съесть.
Дома она усадила его в кресло, предложила чаю и стала суетливо накрывать на стол. На столе задымились чашки с ароматным чаем, а в изящной вазе расположились восточные сладости. Она взяла из пачки яркие салфетки и сосредоточенно стала втискивать их в туго заполненную салфетницу. Но, когда поняла тщетность своих усилий, отложила салфетки в сторону.
Некоторое время они сидели молча.
– Ты стал моим защитником, а я хочу защищать тебя от твоих переживаний, – произнесла она.
– Я будто окаменел, стал почти бесчувственным, – его голос звучал тихо, словно доносился издалека. – Моя жизнь прервалась вместе с жизнью моей семьи.
– Наверное, мы когда-то поймем, зачем тебе нужно было пережить такое невозможное горе, – отозвалась она дрогнувшим голосом.
– Я приехал в ваш город, когда мне было все равно, как меня называют: черный, чурка и даже хуже. Представь, мне было все равно… Мне всегда было холодно в этом промозглом городе, я скучал по жаркому солнцу. А теперь…
