Я ему рассказал почти всё о себе. Умолчал только о Балканах. Пётр был общительным парнем. Научил меня передёргиванию карт, некоторым особенностям при игре в «очко» и «буру» и нескольким картёжным фокусам. Показал как можно делать тайники, чтобы при обычном «шмоне» не могли найти спрятанного.
Однажды он попросил меня понаблюдать как охрана проверяет порожние и гружёные вагоны, входящие на территорию завода и выходящие с нее. Я понял, что Петр готовит побег. Рассказал в подробностях о нашей попытке. Он покачал головой: «Благодарите Бога, что на вас донесли. Попались бы сразу и вас пристрелили бы за нападение на конвоира».
На угольной шахте зеки работали в три смены, на рудоремонтном заводе — только в одну дневную. Окончен рабочий день. Строимся. Конвой недосчитывается одного. Переполох. Привлекают на поиски вольных второй смены. Безрезультатно. Уже в темноте гонят в лагерь. Конвоиры как цепные псы: бьют прикладами отстающих. Раньше этого не было.
Мне ясно кто сбежал. Хотя Пётр прямо не говорил о побеге, а тем более о точной дате, я ожидал его. Нельзя было тянуть до холодов. С Андреем и тёзкой своими соображениями не делился, памятуя Колину реакцию в совхозе.
Через несколько дней возвращаемся в лагерь с работы. У проходной всех заставляют смотреть на избитого, с опухшим в сплошных кровоподтёках и ссадинах лицом Петра Мельникова. Поймали его недалеко от Молотова (Перми), ближайшего к Кизилу железнодорожного узла, где Пётр надеялся окончательно скрыться от НКВД. В зону он больше не вернулся.
Интересна реакция заключённых на объявление войны с Японией. Сразу же посыпались заявления в лагерную администрацию с просьбой отправить на фронт для искупления вины кровью. Подал такое заявление и Пётр Мельников. Все открыто говорили, что вот теперь возможно столкновение Красной Армии с западными союзниками. И если это произойдёт, то от них пощады, особенно англичанам, не будет[6]. Но война быстро закончилась, а надежды на скорое освобождение и месть рухнули.
Наступила ранняя суровая зима. Выдали бывшую в употреблении тёплую одежду, но и она не спасала от морозов и ветра. Пробирала дрожь и коченели ноги и руки при длительных построениях и пересчётах, когда гнали на работу и с работы. При движении колонны можно было чуть-чуть согреться. В цехе — скорее к горячей батарее, а в зоне — к печке.
В овощехранилищах помёрзли овощи. Инвалидов, больных и нас троих направили на переборку картошки. Овощехранилища недалеко от зоны. На построение и пересчёт малых бригад уходит меньше времени. Почувствовали некоторое облегчение. Но какая-то добрая душа решила, что от нас будет больше пользы в столовой и на кухне. Уборка в столовой, чистка котлов, мытье посуды
