– Бегом, капитан-лейтенант! Мы с начальником штаба прикроем…
«Максим» ударил так оглушительно и плотно, что лязг танковых гусениц вдруг точно отнесло далеко в сторону.
Начальник штаба, сразу потеряв всю свою вылощенную парадность, волоком тащил к окну цинковую коробку с патронными лентами. Опять стало слышно ревущую моторами улицу.
Полковник, не отрывая пальцев от затыльников на миг замолчавшего пулемета, повернул к Шмелеву свое худое яростное лицо. Крупные капли пота обметали его загорелый лоб.
– Шмелев, черт возьми! – резко прикрикнул командир полка.– Что вы там возитесь? Неужели не ясно? Вы и трое матросов выносите знамя. Оно должно быть спасено. Пехоту мы отсечем. Сейчас же уходите. Приказываю. Уходите в лес!
Опять плотным сплошным грохотом ударил пулемет – словно где-то рядом пустили с брашпиля тяжелую якорную цепь. Кисло пахнуло бездымным порохом и едкой бензиновой гарью из-за окна – там, гудя и слепо тычась в поваленные заборы, кружилась охваченная чадным пламенем вторая подбитая танкетка.
Шмелев вчетверо сложил тонкий шелк, сунул его за пазуху и взял из угла первую подвернувшуюся под руку винтовку.
– За мной марш!
Но голос его сорвался. И, шепотом ругаясь, так, как уже давно не ругаются в советском флоте, протягивая руку вперед, словно ослепнув, капитан-лейтенант первым вышел из дома.
Матросы, не оглядываясь, побежали за ним.
За их плечами в промежутках между пулеметными очередями доносился глуховатый страстный голос:
– Цинки подтаскивайте сюда. Капитан, пошевеливайтесь! Ленту, быстро! Поднимаются немцы…
А пойма за огородами поросла иван-чаем и белыми облачками кашки, и гуси, словно продолговатые фарфоровые бусы, были нанизаны на ее дальнем краю. Война еще не коснулась этой ярко-изумрудной низинки. По самой ее середине проходили жиденькие, потемневшие от сырости мостки, узкая тропка в жизнь для четверых, предопределенная им стариком-полковником.
Шли, не оглядываясь, быстро. Только поскрипывали мостки.
Где-то за поселком, у горба высотки, по пояс закрытой кустами верб, все учащеннее и ближе хлопали выстрелы и урчали танковые моторы.
Вдруг стертые расстоянием человеческие голоса вмешались в железную разноголосицу боя.
– За Родину… город Ленина-а… ррр-а! – поднялось над высоткой и сникло, захлебнувшись в скороговорке заторопившихся пулеметов, в лязге танковых гусениц, в глухих взрывах ручных гранат.
– Андрей Федорович третий батальон в контратаку поднимает. Догорает полк… А мы уходим! – отчаянно вскрикнул Иван Корнев.
