Тогда Шмелев, не говоря ни слова, снял с себя бушлат и, достав из каблука обломок лезвия безопасной бритвы, принялся подпарывать суконную подкладку. Сказал уже минутой позже, деловито и ровно:
– Старшины, от света!
Вшивали знамя между сукном бушлата и его ворсистой, теплой подкладкой часов до двух ночи, в потемках, по очереди, почти на ощупь.
– Никак ремонтируетесь, морячки?-вдруг сочувственно спросил кто-то из красноармейцев с другой стороны нар.
– Согласно уставу. Суббота сегодня,– солидно ответил за всех самый младший.
– Дружные они, матросы. Не то что наш брат… – с завистью вздохнули на нарах и опять замолчали.
Только поскрипывало, прогибаясь, корабельное железо.
Потом все пятеро долго осматривали бушлат, прощупывали швы, плечи, карманы – но потертый, черный, на двенадцати позеленевших медных пуговицах с якорями бушлат Шмелева ничем не отличался от остальных.
– Рост у всех один – второй. Носить будем по очереди, – пряча безопаску в стоптанном каблуке, командно определил Шмелев и, любуясь чистой артельной работой, еще раз встряхнул бушлат на вытянутой руке: – Теперь пусть хоть с собаками ищут. Пошивочная не хуже главвоенторговской.
Третьяков вздохнул глубоко и мечтательное
– А дай бы бог, с собаками-то… Представляете картину: глухой лес, мы идем, как под Волосовом, цепочкой. Только без конвоя. И обязательно с оружием. И нас ищут с собаками. Ищут и не могут найти.
Глаза комиссара были озорные, светлые, совсем молодые: человек верил в свое знамя.
Шмелев, блаженно зажмурясь, сдавил его локоть, и этот быстрый жест был похож на короткое рукопожатие.
Сказал капитан-лейтенант уверенно и громко:
– Нарисуем когда-нибудь и такие картины. Ну, а теперь – спать. Отбой!
Но в ту ночь заснули еще не скоро.
Тут же, под локтем, отделенные только стальным листом, кипели волны. Шаги часовых тупо били в железо над головой. Монотонными размахами качался подвесной фонарь, метались уродливые ступенчатые тени, ломаясь о выступающие, из темени ребра шпангоутов.
– Вот, Иван Корнев, – вполголоса, серьезно говорил комиссар, – выходит, это она и есть, твоя дорога в будущее. Неважно, что мы ее в свое время другой представляли… Жизнь поправки вносит.
– А мы с Елкой – помните ее, Андрей Федорович?– так и решили в первый же день войны,-неожиданно широко усмехнулся Иван, все-таки выпросивший себе бушлат Шмелева в первую очередь, – война первым университетом будет, а доучиваться позже придется. Так и по-вашему выходит?.
