А он, собака, еще и бредит:
«Приходи сегодня знакомиться».
Ну-ну.
Приду.
Готовясь к самому худшему, глажу рубашку и покупаю в гастрономе коньяк вместо портвейна. Потом трясусь в маршрутке, вылезаю на остановке перед галилеевской общагой. Звонит телефон.
— Чувак? — говорит Галилей.
— Я здесь. Почему у тебя в общаге не горит свет?
— Потому что я не в общаге, — раздается голос сзади, и Галилей хлопает меня по плечу. — Привет.
Ежкин кот!!
Галилей гладко выбрит и пахнет одеколоном. На ногах туфли вместо растоптанных ботинок, даже живот он ухитрился втянуть куда-то под ребра.
— Ого! — реагирую я.
Галилей улыбается, расправляет плечи и говорит:
— Пойдем. Она ждет нас дома.
— Где — дома?
— У нас дома, — говорит Галилей, и меня охватывает тонкая паутина чужой близости. Непроизвольно вздрагиваю.
Галилей берет меня за плечо.
— Слышишь, чувак! — кричу ему я. — Я еще посмотрю, кто там тебя так заморочил. Без боя я тебя не отдам!
А он отвечает:
— О том и речь. Идем.
Поднимаясь по лестнице, я перекатываю на языке непонятное слово «моцарелла», встреченное на пачке с чипсами. «Очеловечиваться тоже нужно потихоньку», - сказал Галилей, докупив к моему коньяку пару литров пива. Мне смешно. Я прыгаю через ступеньки и ору:
— Моцарелла! Де пута мадре! Ну, мы сейчас посмотрим, мы поглядим и оценим!! Кульверстукас!
…И сталкиваюсь глазами с хрупкой девушкой удивительной красоты. Она берет у меня пакет с бутылками, отступает вглубь квартиры и говорит:
— Проходите, мальчики.
Оооо, мои бедные больные нервы. Голос — как шелест сырых листьев, мягкий, глубокий, и тихий.
— А кто такой Кульверстукас? — кричит сзади Галилей. Ему хорошо, он уже почти привык.
— Кульверстукас — это Чебурашка, — отвечает девушка и протягивает мне узкую ладонь. — Я — Алиса.
— Моцарелла… — выдыхаю я, убитый, закопанный и с потрохами съеденный бездомными псами.
Галилей ржет.
СЕРДЕЧКО
Следующие четыре часа меня прёт. Я вспоминаю самые смешные анекдоты, ору до хрипоты свои песни и в два голоса — по-русски и по-английски — спорю о творчестве Хемингуэя. Галилей сидит у Алисы за спиной и по-хозяйски похлопывает ее по заднице.
Задница у нее обалденная. Я понимаю, что Алиса заберет мозги не только у Галилея, а у всего нашего раскопа вместе с трижды разведенным дядей Сережей. И мне даже не жаль.
Мы сидим на полу в кухне — никакой мебели, не считая кровати, в квартире нет. Лампочек в люстре тоже нет. Свечка на плите слепит глаза, но я все равно вижу Алису — она будто очерчена живыми электрическими искрами.
