— Что дальше делать?
А чертов дед Пидсоток поднял шум на все село:
— Ишь, сукины сыны! Острожники, изуверы, башибузуки! — Разошелся дед, чуть ли не все село собрал. — Чьи?
Дед всех узнал и всех выдал…
Матери наши каждая по-своему:
— Ой, боже мой!
И каждая начала искать что-нибудь длинное и увесистое…
— Где же они? Дайте мне моего! — Каждая мать ударила руками о полы.
— Подались в Ясеневое! — пыхнул трубкой дед. — Нет, вы смотрите, люди добрые, лодку украли! Как бы я тогда сети ставил?! А? Вот разбойники! Поймаю — изничтожу!
— Куда ж это они собрались? — плача, спросила моя мать.
— Куда бы ни собрались, а конец один — острог! — махнул рукой дед Пидсоток.
Матери опять:
— Царица небесная! Ой, дайте мне моего!
Дед Пидсоток выбросил из лодки на траву одежду и все наши запасы.
— Забирай, чье оно тут есть! Да помогите лодку к озеру перетащить! Ишь, хлюсты, сколько травы истоптали! Беритесь! Ревете тут! Смотреть за лоботрясами нужно лучше, чтобы не хныкать потом! Матери!
Взялись наши матери за лодку и вместе с дедом перетащили ее к озеру…
Двое суток сидели мы в Ясеневом, в балке… А потом вечером пошли домой.
Мать очень плакала, а отец поучал, как из дому удирать в путешествие…
Фантазия, помнится, зародилась у меня в голове, а отец выбивал ее совсем из другого места. Вожжами…
Панько и Омелько тоже садились на скамейку потихоньку, осторожненько и при этом морщились-морщились.
Через неделю наведался из хутора Сашко Кендюх.
— Ну как? — спросили мы его.
— Два кнута на мне отец изломал! Очень сердился! — рассказал Сашко.
— А бабушкины деньги? Шесть рублей?
Панько отдал деньги Сашку, еще когда мы в Ясеновом сидели.
— Подбросил бабушке там, где она кошелек прячет. Бабушка думает, что она вытряхнула его, когда в субботу деньги на свечку брала…
Так закончилось наше путешествие в Африку за львами и в Америку, где мы собирались посмотреть, как сдирают индейцы скальпы с бледнолицых.
Давным-давно это было…
Было это чуть ли не в то лето, когда короновался на царство последний российский император и когда староста гонял всех в церковь, чтобы вымаливали "многая лета" царю.
Не очень горячо, видать, молились тогда за царя и императора, ибо лета ему вышли не такие уж долгие, а главное — последние для него и для всей его династии.
1926
Перевод Е. Весенина.
