Невероятно, но неделю спустя зеленый фургончик из конторы под названием ФИДМИ — Фонд изучения древностей и мормонских исследований — и в самом деле заехал за мной перед ланчем и повез в горы на север, в город Прово, где находился УБЯ. Джун привела меня в неприметное здание и познакомила с профессором Таро Мора. Он показался мне старым мудрецом, хотя ему было всего только сорок. Этакий Пэт Морита из фильма «Малыш-каратист».[47] В его кабинете я не увидел никаких изысков. Вдоль одной стены стояли стеллажи с книгами и журналами по го (азиатская игра, в которую играют черными и белыми камушками), а у другой громоздились издания, посвященные теории вероятностей и теории игр. Профессор работал в области прогнозирования катастроф. Он сказал, что собирает разновидности игры жертвоприношения по всей Центральной Америке, но о моей версии слышал всего от двух-трех человек, и она по нескольким важным особенностям отличается от прочих. Во-первых, в большинстве случаев клиент приходит и говорит: «Пожалуйста, узнай для меня у черепов (семян) вот об этом», а все остальное уже делает солнцескладыватель. А в том варианте, который показала мне мама, заказчик играет против х’мена. Во-вторых, она делала поле в форме креста, тогда как другие в основном высыпали семена в один ряд на кусок полотна, положенный на ровную поверхность. И в-третьих, что поразило Таро более всего, игре меня научила женщина.
Неслыханное дело! Почти на всей майяской территории складыватели были мужчинами. Мора сказал, что он не этнограф, тем не менее его предположение может оказаться верным: моя мать — наследница чоланской традиции тайных женских обществ, которые практически исчезли вскоре после испанского завоевания.
Таро встречался со мной по два раза в неделю до конца следующего семестра, а потом вернулся в Нью-Хейвен. К тому времени мне уже было известно, что он руководит исследовательским проектом «Пачиси» и придерживается теории, согласно которой все, или почти все, современные игры восходят к одному и тому же предшественнику — единичной игре. В своей лаборатории вместе с аспирантами Таро пытался реконструировать ее, собирая игры племен Центральной Азии, но очень скоро исследования привели его в Америку.
Этнографы в то время напустились на эту идею, как коршуны. Она и в самом деле немного напоминала теорию фон Дэникена со всякими прибамбасами типа культовой археологии и контактов с инопланетянами. Однако профессора Мору нападки мало волновали. Он был математиком, чистой воды исследователем и одним из немногих ученых, работавших в смежных областях теории катастроф, физики сложных систем и теории рекомбинантных игр, или ТРИ. Последняя в основном рассматривает такие игры, как шахматы и го, где фигуры — это единицы различной силы в пространстве. Экономисты, генералы и все прочие со времен Второй мировой войны обращались к классической теории вероятностей (которая связана прежде всего с азартными играми), а прикладная ТРИ вошла в моду только в 1990-е годы. Таро же полагал, что с помощью возрожденной версии игры жертвоприношения, используемой в качестве этакого очеловеченного интерфейса, можно значительно улучшить стратегическое моделирование, например, при разработке экономических прогнозов, сценариев сражений и даже при составлении прогнозов погоды. Профессор провел несколько удачных экспериментов еще до встречи со мной, но, прежде чем публиковать какие-то выводы, желал получить еще более убедительные результаты. В его лаборатории были созданы десятки реконструкций первоначального игрового поля. Мы с его командой (до и после моего поступления в колледж) потратили сотни часов, пытаясь докопаться до истины. Но вот что нам неизменно мешало: даже при полной уверенности, что игровое поле выглядело именно так, а не иначе, мы не знали точно, каким в древности был способ подсчета камушков или семян и тому подобного. И потому Таро решил испробовать другой подход. Он закупил мозговые сканеры.
