— Именно так. Если фетва вынесена личностью, имеющей вес, ее влияние в мусульманском мире воистину колоссально. Во время войны между Ираном и Ираком аятолла Хомейни позволил солдатам себя взрывать, становиться террористами-смертниками. Вообще-то Коран запрещает самоубийство, но делать Хомейни было нечего: его войска не справлялись с армией Саддама. Поэтому аятолла разрешил взрываться, особенно если при этом гибли и враги. Сработала фетва хорошо; судя по тому, что творится сейчас, даже слишком хорошо. Иранцы вернули захваченные Ираком территории, а потом заключили перемирие. Однако фетва действует до сих пор и служит оправданием террористам от Индонезии до Израиля. Если бы кто-нибудь столь же влиятельный выступил против, число терактов пошло бы на убыль.
Алана начала понимать.
— Сулейман аль-Джама…
Джулиан подался вперед, кожаный диван заскрипел.
— Вернувшись в Америку, Генри рассказал Чарльзу Стюарту, что аль-Джама полностью пересмотрел свое отношение к христианам. До встречи с Лафайетом он ни разу с ними не разговаривал. Генри читал ему Библию, и Сулейман понял: в двух религиях больше сходств, чем различий. До самой смерти аль-Джама скрупулезно изучал Коран и много писал о необходимости мирного сосуществования. Я думаю, именно поэтому аль-Джама не желал сообщать бывшей команде, что выжил: вопреки его воле они вернулись бы к пиратству.
— Если записи сохранились, — вмешалась Кристи, — они станут мощным оружием в борьбе с терроризмом, так как лишат опоры самых фанатичных приверженцев джихада. Те, кто слепо подчиняется ранним указаниям аль-Джамы об истреблении христиан, сочтут своим долгом хотя бы ознакомиться с более поздними мыслями старого пирата. Не знаю, в курсе ли вы, — продолжала Кристи, — что через пару месяцев в Ливии начнется мирная конференция, крупнейшая за всю историю. Уверена, нам предоставляется великолепный шанс покончить с терроризмом раз и навсегда. Все стороны идут на существенные уступки, а нефтедобывающие страны готовы выделить миллиарды на экономическую помощь. Мне бы очень хотелось, чтобы госсекретарь прочла там что-нибудь из высказываний аль-Джамы о примирении: это дало бы нам дополнительные козыри.
Алана скорчила недоверчивую гримасу.
— Это ведь… даже не знаю… скорее, символический момент.
— Да, — ответил Джулиан. — Дипломатия зачастую строится именно на символизме. Стороны хотят мира. Если процитировать уважаемого имама, который призывал к насилию, а потом изменил точку зрения, получится прекрасный дипломатический ход, то, что нужно для успеха подобных переговоров.
