На несколько минут нас оставили в стороне и солдаты начали перешептываться.
— Ведь скажет тоже: связана девка, два солдата держут, а он: берегись — пырнет!
— И где это ты стрелять выучилась? — шепнул он потом над самым ухом.
В этом, «ты» не было ничего враждебного, — так, по мужицки.
— Уж выучилась! Не велика наука, — ответила я также тихо.
— Училась да не доучилась, — сказал другой солдат — плохо попало-то!
Не скажи, — горячо возразил первый, — слыхать, очень хорошо попала, — будет ли жив!
В группе сановников произошло движение, и они направились в мою сторону. Это — вернулись полицейские, посланные произвести обыск по фантастическому адресу, выставленному мною на прошении.
— На Зверинской улице в номере таком-то никто не живет, дом снесен!
— Вы дали ложный адрес!..
―
Д. А. Клеменц. (Личные воспоминания)
Я познакомилась с Дмитрием Александровичем Клеменцом в конце апреля 1878 года. Он был давно нелегальным и в то время, недавно приехав из-за границы, жил без прописки в квартире, принадлежавшей доктору Веймару. Недели через 3 после моего оправдания [178], переменив несколько приютов, туда же попала и я.
По рассказам я уже давно знала Клеменца: его имя было одно из самых известных имен пропагандистов первой половины семидесятых годов. Знала я его так же как автора нескольких остроумных статей в журнале «Вперед)» [179]. Молва рисовала его при этом человеком веселым, склонным к шутке, к мистификации. Едет он, например, по железной дороге в костюме рабочего, к нему подсаживается студент и «по глазам видно-хочется юнцу пропагандой заняться».
Клеменц доставляет ему это удовольствие, задает вопросы насчет явлений природы, слушает, удивляется, а потом возьмет и поправит какую-нибудь ошибку студента, ссылкой на такого-то профессора или на такой-то учебник.
Последние три года Клеменц, — если и не сплошь, то но большей части, — жил за границей. Не знаю, были ли у него какие-нибудь готовые планы, когда, после окончания процесса 193-х, он вернулся в Россию, но пока он во всяком случае оставался в стороне. Он был чайковцем, но организованного кружка чайковцев уже не существовало, а с новой организацией будущих землевольцев, носивших еще название натансоновцев или троглодитов, он не сблизился [180].
Привел меня в квартиру Веймара один из деятельнейших троглодитов, Оболешев, известный тогда под именем «Алешки».
— Вот вам тут, чтобы не скучали, интересный кавалер имеется, да еще с заграничным штемпелем, — рекомендовал мне Алешка вышедшего нам навстречу Клеменца.
