А вот и забор. Словно ничего и не было.
Может, действительно, мне это показалось?
Я долго не мог уснуть.
Мне мучительно хотелось любви.
Местный дурачок. Небольшой, крепенький, толстозадый.
Лет шестнадцать, не больше. Откуда он здесь? Странно.
Он бродит из цеха в цех, балагурит с девушками.
Его шутки грубы и непристойны. Но некоторые девушки реагируют на них, чем немало удивляют нас.
— Поедем с тобой на остров, — кричит он одной из воронежских.
— Зачем? — игриво спрашивает она.
— У меня есть «Ява», — громко смеется он.
— Ну и что?
— Мы поставим мою «Яву» в твой гараж, — ржет он и хлопает девушку по заду.
Лицо ее вспыхивает, она смотрит на нас, потом резко отворачивается.
— А вы что? Умники-разумники! — он подбегает к нам.
Мы молча, угрюмо смотрим на его лицо. Очевидно, что он нездоров на голову. По его физиономии то и дело пробегает гримаса, взгляд какой-то лихорадочный.
— Задать вам вопросы на всю жизнь? — продолжает он.
И, не дожидаясь нашего ответа, скороговоркой выкрикивает:
— Что такое коммунизм, что такое мужчина, что такое женщина?
Вас трое, вот вам три вопроса на всю жизнь. Умники-разумники.
Мы молчим. Он теряет к нам интерес и, увидев проходящую мимо девчонку, подбегает к ней и, схватив за руку, радостно и весело требует:
— Стань, как полы моют!
— Пусти, дурной! — возражает девчонка.
— Вчера было можно, а почему сегодня нельзя? — громко спрашивает он.
И потому, как девчонка краснеет, как испуганно смотрит на нас, мы вдруг понимаем, что он говорит страшную правду, что между нею и ним что-то было. Как так, ведь она нормальная, что она в нем нашла? Нет, такое, наверное, постичь невозможно.
— Дать по ушам? — тихо, не поворачивая головы, спрашивает Колян.
— Не тронь, разве не видишь, он не в себе, — также тихо отвечаю я.
И опять ночь. Сегодня мы одни под своим стогом. Совсем одни.
Таня с Коляном не контачат, а Сашка с Наташей ушли на берег Дона.
— Тоня, Тонечка, — горячечно шепчу я, лаская ее бедра под юбкой.
— Не надо, не надо, — тихо лепечет она, но не отталкивает меня.
Почти не отталкивает.
— Тоня, Тоня, — я словно и не знаю других слов.
Мои разгоряченные пальцы ложатся на бугорок ее лона, сквозь тонкую ткань трусиков я чувствую ее нежный холмик, восхитительную расщелинку.
Мне кажется я сейчас лопну. От страсти.
— Люблю тебя, люблю.
— Что ты, что ты… — шепчет она.
И тут я соображаю, что она говорит совсем не те слова, что прежде.
Слов «не надо» нет. Значит что? Нет, не может быть. Я шалею. От любви.
