— А помнишь, папа… Это было еще до рождения Анри и Лулу. Жорж был самым маленьким, его оставляли с няней, и мое удовольствие усиливалось от удовлетворенного самолюбия. Какое это было блаженство! Приходилось долго ждать этого события. Иногда больше месяца. Затем начинали готовить корзины с провизией. Ах, какие вкусные были пирожные!.. Сейчас у них уже не тот вкус. Мама месила тесто, и ее красивые обнаженные руки были по локоть в муке, ты помнишь? Иногда с нами отправлялись друзья, но чаще мы были одни. После пикника мама укладывала меня на травке, а ты читал ей вслух. Ведь так? Ты читал ей Рембо и Верлена, а мне так хотелось побегать… Я оставшись на месте, почти не слушая и думая о своих играх, о долгом дне впереди, и я наслаждалась этим… этим совершенством, которым были полны тогда мои любимые занятия.
Постепенно ее голос становится все глуше и глубже, и видно, что она забыла про отца и обращается только к себе самой. Минуту она молчит, затем вновь начинает рассказывать:
— Помнишь, папа, однажды у нас сломалась машина? Нам пришлось идти пешком, и поскольку я очень устала, вы с мамой попросили крестьянина, проезжавшего мимо на груженной сеном телеге, посадить меня на облучок. Я помню, что из веток и листьев он соорудил нечто вроде навеса, защищавшего меня от солнца. Вы шли за телегой, а крестьянин понукал свою лошадь. И вдруг, думая, что вас никто не видит, вы остановились посреди дороги и поцеловались… Ты помнишь? А я внезапно выглянула из-под веток, образовавших вокруг меня нечто вроде маленького шалаша, и закричала: «Я вас вижу!» И вы расхохотались. Ты помнишь? В тот вечер мы зашли в огромный дом, где не было ни мебели, ни электричества, а посреди стола стоял большой подсвечник из желтой меди… Забавно, я ведь об этом совсем позабыла и вдруг сейчас припоминаю. Но, может, это был сон.
— Да нет, — говорит Франсуа, — это было в Кудрэ, у твоей старой тети Сесиль. Тебе хотелось пить, и ты плакала, и вот мы зашли попросить для тебя стакан молока. Твоя мама не хотела заходить, не помню почему, но ты так вопила, что нам ничего больше не оставалось. Тебе тогда было шесть лет.
— Подожди-ка… Сейчас я припоминаю старую даму с накинутой на плечи желтой косынкой и девочку лет пятнадцати. Значит, это была ее воспитанница?
— Ну да, твоя подруга Брижит Декло, следовало бы сказать Брижит Онет, так как в скором времени она выйдет замуж за этого парня.
Колетт замолчала, задумчиво поглядывая вокруг, затем спросила:
