– Повезем в больницу.
Старик мотал головой: не надо.
Сын стал писать отказ.
Но парнишка на «скорой» упорный, чуть не плачет, уговорил:
– Ну что ж вы! Мы все сделаем! Вот увидите!
Захар Дмитрич кивнул: мол, как хотите...
Сделали уколы, дали кислородную маску.
В машине «скорой» сын снял с себя дубленку, положил отцу под голову. Сверху прикрыл старика взятым из дома одеялом: только теперь заметил, какое оно ветхое! Захар Дмитрич о других пекся, а себя словно стеснялся, для себя – в последнюю очередь.
Вот и сейчас прохрипел:
– Ты чего куртку снял, замерзнешь...
А у самого руки ледяные.
– Держись, дедуля! – подбадривает молодой враченок.
– Как твое имя? – по слогам выговаривает Захар Дмитрич.
– Какое это имеет значение?
Через некоторое время паренек спрашивает:
– Как чувствуете себя?
Захар Дмитрич хитрит:
– Ты мне имя не говоришь...
– Да Алеша я, Алеша!..
В приемном покое Захар Дмитрич немного согрелся под двумя одеялами и даже пытался пошутить с женой и сыном. Но говорить было еще трудней.
Лежал, тяжело дыша, и ворочался, потом просипел, что устал и хочет спать. Устроился поудобнее, повернулся на бок, три раза вздохнул и затих...
Жена сразу почувствовала – все кончено. Ушел родимый.
Сын прибежал из магазина с кульками и оторопел – понял. И знал ведь, что отец болеет, но страшное и непреложное – «умри» – бьет молнией.
Уже не повезут ни на кардиологию, ни на терапию: видимо, врачи чуяли.
И жена чуяла, вчера отмечали день рождения мужа, а радости как не бывало, щемило сердце, и покоя не найти. Он ночь не спал. Она возле него с лекарствами. Измученные оба, но все-таки еще вместе... И сейчас вместе, но вот уже скоро его увезут под белой простыней, а она домой в мокром тяжелом пальто. Одна.
Оставлено под простынею тело. Морг откроется утром. Тогда и перенесут.
Опустел приемный покой.
Пополнился другой приемный...
ПОКОЙ.
