Закачали в вену другое лекарство. Голову опустили вниз, ноги подняли на подушки. Приходила в себе с последствиями. Тошнота, рвота, отеки.
Заглянувших родственников – сына и невестку – сначала не пускали:
– Знаете, она неважно выглядит, говорить не может.
Давление с трудом подняли: 90 на 60. Руки у больной холодные и синюшные. Вид хуже, чем до госпитализации.
– Вы еще легко отделались, – утешала математичка. – Мой знакомый с мерцательной аритмией тоже попал под капельницу – приступ снимали. В результате от передозировки – двадцать минут клинической смерти. Зато когда его оживили, аритмия ушла навсегда. Говорят, ее так и лечат – либо электрошоком, либо клинической смертью.
– Может, и я избавилась. Только теперь меня точно уволят. Кому нужны инвалиды...
Но следующим утром профессор узнала, что ученый совет переаттестовал ее на максимальный срок.
– Работайте на здоровье. До восьмидесяти! – протянул букет молоденький доцент. И тут же устранился за дверь.
– Приготовили животики! – Сестра внесла шприцы с лекарством для разжижения крови.
Пациентки задрали рубахи.
Втык!
Втык!
После укола профессор разрыдалась над букетом и коробкой конфет.
– Все уладилось. Теперь-то чего плакать? – изумилась соседка.
– А как я еще пять лет буду до работы ходить? У меня нет сил...
– Ну, на вас не угодишь. Появятся силы.
Однако на лице переаттестованной было написано такое несчастье, что старенькая уборщица в белоснежном халате, отложив швабру, участливо присела рядом:
– У вас горе?
Профессор бессильно кивнула.
– Я в этой больнице проработала пятьдесят три года. Сама лежала двадцать один раз, пять раз живот разрезали. И знаете, что помогало? Сейчас расскажу. – Черные глаза озорно сверкнули среди глубоких морщинок. – Иду я, например, по улице, чувствую, что вот-вот в обморок грохнусь, так ладошкой прикрою лицо, чтобы люди не видели, и смеюсь: «Я счастливая, я живу!» Однажды после операции пошла в туалет и упала в коридоре, меня хотели поднять, а я кричу: «Живых не тащат на кладбище!» И встала. Знаете, сколько мне лет? Восемьдесят два...
Профессор посмотрела с недоумением.
А уборщица продолжила:
– Скажите себе: солнце, листья и цветы – все для меня. Я счастливая, я живу!
Пританцовывая, фея со шваброй, прихватив ведро, покинула палату.
– Кто эта женщина? – спросила учительница у дежурной сестрички.
– Это Ариадна Сергеевна, бывшая медсестра, теперь уже на пенсии, санитаркой подрабатывает.
...Я счастливая! Я живу! Живых не тащат на кладбище!
