– Риточка, заходи, дорогая! – Старая дама, ухоженная, разодетая и несколько карикатурная (вроде осовремененной Бабы-яги), вскочила из-за необъятного стола и пристально осматривала гостью, радуясь ее внезапному появлению.
– Не помешала, Эра Самсоновна? – смутилась под ее взглядом Маргарита, словно Гамбург сейчас могла видеть ее насквозь, как видела диагнозы всех своих пациенток, повергая и больных, и коллег в трепет священного ужаса.
– Кончай ты свои церемонии!.. Заходи. Сто лет, сто зим!.. Забыли про старуху.
– Какая вы старуха, Эра Самсоновна! – искренне возмутилась гостья. – Куда нам всем до вас, и даже Коля зовет вас за глаза императрицей!
– Да, Коля… Добрый мальчик без полета. Ну ладно, ставлю чай, там в шкафчике конфеты и шербет. И чашки, те, что с росписью, большие.
Маргарита вздохнула с облегчением и выгрузила на столик купленные по дороге пирожные – кажется, Эра Самсоновна в настроении, что существенно облегчает задачу. Женщины обнялись и уселись напротив, с любопытством рассматривая друг друга.
– Ну, говори, зачем пришла, – весело выкрикнула Гамбург, покачивая сухой ножкой в изящной туфельке на шпильке.
– Нет, Коля, он не без полета, – задумчиво проговорила Рита. – Он тонкий… он ответственный… И как он полетит, куда, если вся его жизнь – платформа для четырех больших и маленьких женщин? Платформы стоят на земле. Летают другие… Другие.
А я пришла по делу, за поддержкой.
– Что такое?
Из глаз Гамбург метнулась тревога, и она опять принялась сверлить глазами любимую ученицу, чуть щурясь и застывая в кресле изваянием.
– Эра Самсоновна, милая… У меня пациентка… вот история… Через неделю, видимо, поступит к вам, и я прошу вас, помогите.
– Что, сложный случай?
– На вид как будто и не сложный, но матка сокращается всё время. И женщина лежит, почти не ходит.
Гамбург остановила Маргариту жестом, на несколько минут погрузилась в историю болезни, наконец, пожала плечами:
– Ну что, нужно смотреть и исключать внутриутробную инфекцию. Подруга, родственница – кто?
– Никто. Но… – Маргарита Вениаминовна вздохнула, пытаясь объяснить, подобрать нужные слова, но вместо этого стала рассказывать в подробностях, как эта Гончарова третий месяц лежит в одной позе, держит живот руками, словно от этого зависит вся ее жизнь, и в тихом отчаянии пытается не сойти с ума.
– Понимаете, – продолжила она, запинаясь, – у нее такие глаза, что в них просто страшно смотреть. Я буду в отпуске дней десять, и если вы возьметесь, то улечу спокойно, а если нет, то даже и не знаю…
