– Вы занимаетесь дайвингом?
– Не я. Муж. Но раза три и я спускалась – затягивает.
– Чем же?
– Панорамой подводного царства – ради этого все и ныряют. Даже не знаю, с чем бы можно сравнить… Как будто ты в гигантском аквариуме, а мимо проплывают огромные рыбы, осьминоги и прочая живность; белые и розовые кораллы обступают со всех сторон, и водоросли – точно разумные существа – поют свои гулкие песни.
– Вы так рассказываете, что я уже решил ехать. А вот интересно, акулы бывают?
– Довольно часто, но они не обращают на ныряльщиков внимания. Они там не кровожадные.
Машина быстро двигалась по каким-то переулкам и улочкам, Реутова пыталась запоминать дорогу, но вскоре бросила и вдруг спросила:
– Как называется ваша машина?
– Это «кадиллак». Отец, начитавшись Ремарка, купил, а я уговорил поменяться на мой «мерседес».
– Тоже из-за Ремарка?
– Нет. В сущности, из-за глупости. Понимаете, «мерседес» – совершенство, гармония. Но, как в любом совершенстве, в нем царит статика, холод, выдох финала. А «кадиллак» – он индивидуален. Вам смешно?
– Да нет, не очень.
– Мы приехали.
Маргарита Вениаминовна нашла глазами нужную вывеску и, поблагодарив Кириллова, вышла. А когда вернулась, то обнаружила его «кадиллак» на прежнем месте. И как полтора часа назад, он вышел навстречу и снова усадил ее в машину:
– Вы не выберетесь отсюда одна.
Весь обратный путь они проделали молча, и, когда она шла к своему подъезду в свете вечерних фонарей, весь прожитый день показался ей таким вязким, бесформенным и громоздким, что она то и дело прибавляла шагу, хотя никакой необходимости в этом не было.
…Вечером за ужином после споров, убеждений и объяснений было решено, что она едет в Италию, на неделю, как только получит визу.
* * *
Десять предотпускных дней оказались суетливо-суматошными, наполненными такой прорвой срочных дел, какая всегда обнаруживается перед отъездом. Но одно дело в этом безразмерном списке шло под грифом «немедленно», и Маргарита Вениаминовна, бросив всё остальное, начала именно с него. Хотела было по телефону, но, набирая номер, передумала и под конец рабочего дня сорвалась в перинатальный центр – к человеку, перед которым благоговела, считала своим учителем. На время отодвинув все свои проблемы, она ехала к Эре Самсоновне Гамбург, одной из первых величин отечественной гинекологии, врачу, у которого ей посчастливилось проходить интернатуру.
Перед кабинетом с выученной наизусть табличкой, где «доктор медицинских наук», «заслуженный врач» и «член-корреспондент РАН», Маргарита задержалась, пытаясь преодолеть своё «ученическое» волнение, чуть приоткрыла дверь и, улыбаясь, просунула голову, как когда-то:
