Тропа паучьих гнезд | страница 5
— Костанцо! Джакомино! Сколько раз тебе говорить, чтобы ты не водился с этим невоспитанным мальчишкой!
Матери правы: Пин только и умеет, что рассказывать всякие истории о мужчинах и женщинах в постели, об убитых или посаженных в тюрьму. Он наслушался их от взрослых. Истории эти вроде сказок, которые взрослые рассказывают друг другу, и их было бы даже интересно послушать, если бы Пин не пересыпал свои рассказы издевками и словечками, о смысле которых сам ни за что не догадаешься.
Пину ничего другого не остается, как укрыться в мир взрослых — взрослых, которые от него тоже отворачиваются, взрослых, которые ему столь же чужды и непонятны, как и другим детям, но над которыми ему легче подшучивать — над их любовью к женщинам и над их боязнью жандармов, — подшучивать, пока им не надоедят его шутки и они не отвесят ему подзатыльник.
Пин пойдет сейчас в лиловый от дыма трактир, он станет говорить непристойности, он преподнесет этим мужикам такую неслыханную похабщину, что они рассвирепеют и поколотят его; он споет им до того трогательные песни, что сам расплачется и заставит их разрыдаться; он придумает такие шутки и гримасы, что они надорвут себе животики, — все что угодно, лишь бы развеять томящее чувство одиночества, овладевающее им в такие вот вечера.
Но в трактире стена спин, через которую не продерешься. Тут какой–то новый человек, сухощавый и серьезный. Мужчины косятся на вошедшего Пина, потом оборачиваются к незнакомцу и что–то говорят ему. Пин чувствует: пахнет чем–то новеньким. Тем больше оснований продраться вперед и, не вынимая рук из карманов, сказать:
— Разрази меня гром! Посмотрели бы вы, что за рожа была у немца.
Никто не отвечает. Все один за другим медленно отворачиваются. Только Мишель Француз смотрит на него пристально, словно видит впервые, а затем вяло роняет:
— Ты дерьмо и вонючий сводник.
Задорная усмешка на лице Пина сразу же гаснет, но он отвечает спокойно, прищурив глаза:
— Может, объяснишь, почему?
Жираф слегка поворачивает шею и произносит:
— Вали отсюда, вали! Мы не желаем иметь дело с теми, кто якшается с немцами.
— Не сегодня завтра, — замечает Джан Шофер, — ты и твоя сестрица станете в «фашио» >1 важными шишками. С вашими–то связями.
Пин, как всегда, пытается отшутиться.
— Объясните мне, что происходит, — говорит он. — Я в «фашио» никогда не околачивался, даже в «балилле» >2 сроду не был, а моя сестра гуляет, с кем ей вздумается, и никто на нее не в обиде.