Как-то они с Энтони получили от Элиота и Моник рождественскую открытку, уже из Швейцарии, где вкратце сообщалось, что Элиота направили в Женеву для работы по линии ООН. Его семейные обстоятельства оставались для родственников тайной.
Весь август Бритт готовилась к экзаменам на право получения адвокатского сертификата, а Энтони тем временем побывал в Женеве, на международной конференции. Элиот и Моник пригласили его отобедать в свою квартиру на улицу д'Атеней. Энтони позже рассказывал, что отношения в этой семье весьма напряженные. Моник казалась несчастной и постоянно раздраженной. Малышка действовала ей на нервы так же, как и муж.
Это трагедия, особенно для ребенка. Энтони даже как-то обмолвился, что гораздо лучше было бы, если бы Моник вообще никого не рожала. Домой он привез полный портфель фотографий, которые Бритт изучала с большим интересом. Дженифер только начинала ходить, но уже и теперь было видно, что ее отец — Элиот.
— Послушайте, Моник, я понимаю, вас это не особенно волнует, — донеслось из другой комнаты, — но Элиот сам звонил мне, значит, он этим обеспокоен. — Бритт слышала в голосе мужа нехарактерные для него нотки раздражения. — Ну а как там моя маленькая внучка? — спросил он, надеясь, вероятно, как-то смягчить разговор, но — после паузы — ему пришлось чуть ли не оправдываться: — Моник, я понимаю, что формально не являюсь ее дедом, но мне нравится думать о ней, как о своей внучке. Неужели даже этого вы не можете мне позволить?
Последовала еще одна, довольно продолжительная пауза. Затем из соседней комнаты вновь послышался голос Энтони:
— Нет, нет, я согласен, все это так. Я не хотел сказать ничего обидного. Извините меня… Да и в этом я виноват, простите, что вытащил вас из постели в такую рань. Ну, Моник, надеюсь, вы успокоились?.. Да было бы хорошо, если бы вы передали ему, что я звонил… Благодарю.
Бритт слышала, как муж положил трубку, затем он появился в дверном проеме. Лицо Энтони казалось изможденным и постаревшим.
— Бедняжка, — сказала она. — Моник, я смотрю, здорово тебя достала, я слышала, как ты с ней говорил, если это можно назвать разговором.
Энтони покачал головой.
— Не представляю, как Элиот терпит эту женщину. Я редко встречал людей, для которых не мог бы найти местечка в своем сердце или просто доброго слова, но Моник, при всем моем желании, не вызывает во мне ни капли доброты и милосердия. — Он сел на кровать, плечи его сгорбились. — Я просто разбит.
