И первою любовью сотворен.
Древней меня лишь вечные созданья,
И с вечностью пребуду наравне.
Входящие, оставьте упованья».
Это очень специальная картина ада.
Люди должны понять, что их… не знаю, как папы и мамы, но дедушки и бабушки точно, прадедушки и прабабушки… хотели-то построить рай на земле, и ничего плохого в этом нет. А в наказание за это дерзновенное желание здесь строят ад. И строят его на определённых основаниях, взятых из классической доктрины Модерна и освобождённых от всего, что в Модерне было идеального. Прежде всего — от развития, от восхождения.
Итак, это мир, в котором нельзя быть добрым.
Это мир, в котором нельзя сострадать.
Это мир, в котором нельзя быть вместе с другими.
У меня есть очень интересный знакомый с либеральными убеждениями, который очень внимательно смотрит за дискуссией по поводу советского. И говорит, что советское надо обязательно реабилитировать, очень нужно, чтобы оно было реабилитировано. Я говорю: «А почему?» «Понимаете», — говорит он, — «должна быть какая-то историческая территория, смысловая территория, на которой не стыдно, не позорно говорить всерьёз об общественном благе. Потому что вся та территория, на которой мы сейчас живём — смысловая, идеологическая, культурная, — на ней стыдно и даже позорно всерьёз говорить об общественном благе».
Итак, это мир, в котором стыдно и даже позорно говорить всерьёз об общественном благе.
Это мир разделённый, в котором нельзя быть вместе с другими. И так он построен был ещё с Модерна, восхищённого возможностью дробить, дробить и дробить традиционное общество, в котором есть эти связи с другими.
Это мир, в котором, по большому счёту, уже не остаётся места дружбе и солидарности.
Это мир, в котором любовь крайне проблематична именно как любовь, то есть как что-то, имеющее корни на небе. «Не возлюбил бы я тебя, не возлюби я честь превыше». Корни в том, что превыше. Любовь низведена к привязанности, к влечению — но она уже не есть в этом смысле любовь.
Это мир без восхождения. Потому что в Модерне-то восхождение есть. Оно остаётся. Модерн тянется к прогрессу и гуманизму… Здесь же это всё — убрано. Наша территория — это территория, на которой глумление по поводу гуманизма просто нечто. А что касается прогресса — то мы видим, что с ним происходит. Даже эта линейная и ущербная форма восхождения — и то отменена. Значит, это мир без восхождения, который резко превращается естественным путем в мир нисхождения.
