Доктор Харлих подписывал больничные листы (место для подписи он находил вслепую). Все остальное делала Катрин. Теоретически она была медико-техническим ассистентом окулиста, а практически — окулистом без диплома. Пациенты приходили ради нее; из-за Катрин пришлось расширить приемную. Восемьдесят процентов пациентов составляли мужчины. Все хотели лечиться у нее, все хотели, чтобы она посмотрела им в глаза.
Время до обеда прошло незаметно. Один больной печенью, одна глаукома на ранней стадии, один юнец с прогрессирующей дальнозоркостью, сразу на две диоптрии больше, чем в прошлый раз; бедный мальчишка — всего пятнадцать лет, а уже по хрустальной пепельнице на каждом глазу. Семь остальных пациентов были здоровы и не нуждались ни в каких очках. Скорее всего, они знали это еще до приема.
Без десяти час Катрин уже сидела в «Меланже» в ожидании рождественской собаки и в надежде на то, что она будет на поводке и в надежном наморднике. Эти десять минут ей нужны были для того, чтобы разведать пути к отступлению на тот случай, если собака будет не на поводке и без намордника.
Катрин терпеть не могла одной сидеть в кафе и делать вид, как будто она действительно читает журнал, за которым прячет лицо. Она терпеть не могла, когда с ней заговаривали мужчины, с которыми ей совсем не хотелось общаться, но с ней только такие и заговаривали. Она ненавидела их трусливо-похотливые взгляды (глаза — грудь — нога — глаза — грудь — грудь), их вывернутые в ее сторону шеи, их кобелиное подмигивание, их жадно поднятые брови, раскрытые от вожделения рты с зазывно высунутым языком. Больше всего ее бесила мысль о том, что кое-кто из них, наверное, даже думает, что она только для того и сидит одна в кафе, чтобы упиваться таким вниманием.
Однажды, когда ей было двадцать шесть лет и она как раз переживала печальный финал своего четвертого неудачного романа, с Хервигом, она тоже сидела одна в кафе и покорно принимала знаки этого внимания. Во-первых, у нее просто не было сил сопротивляться. Во-вторых, ей хотелось наказать Хервига за то, что он был таким, каким был. В-третьих, она уже шесть месяцев не спала с мужчиной. В-четвертых, ей этого хотелось — необязательно спать с мужчиной, а хотя бы просто обыкновенного, нормального секса.
Тот тип за зеркальными очками — Георг, как он представился (это было чуть ли не единственное слово, произнесенное им грамматически и фонетически правильно и без особых интеллектуальных усилий), — был одним из тех мужчин, которых женщины называют Адонисами — идеальный кандидат на роль Тарзана и к тому же мог бы без ущерба для себя поделиться своей потенцией с другими. В жизни таких можно увидеть только на плакатах или фотообоях. Ради таких мужчин полчища сексуально озабоченных женщин и мамаш не очень маленьких детей каждый год летят в Тунис и скачут там на верблюдах. Многие там и остаются.
