Просьбы Лоуренса стали более редкими. Снова река жизни потекла равномерно и спокойно. Ангельский и расплывчатый образ Марии еще витал в сознании ее родных. Миссис Сиддонс выступала в новых ролях. В Изабелле из «Меры за меру»[44] она казалась всем трогательной и целомудренной; в этой роли она играла в белом с черным платье, которое копировали все женщины Лондона. Салли часто посещала театр, бывала в нескольких домах своих друзей. Она не понимала, как после стольких ужасных событий жизнь может продолжаться с такой простотой! Однако, ей было все-таки очень тяжело слышать имена Лоуренса и Марии, и она дрожала, когда на улице ей чудился силуэт того, кого она и желала и опасалась видеть.
К весне Лоуренс совершенно перестал докучать ей своим преследованием. Она впала в меланхолию.
— Счастлива ли ты? — спрашивала ее мать.
— С вами, — отвечала она, — я всегда счастлива.
Но ее охватывала бесконечная печаль. Мужество, никогда ее не покидавшее в опасности, ослабевало в спокойствии. Она не могла вырвать из своего воображения сцену клятвы. Она представляла себя коленопреклоненной перед кроватью, держащей в руке худую и бледную руку сестры. «Бедная Мария, — думала она, — она не должна была просить меня об этом. Была ли это забота о моем счастье или же ревность?» Это постоянное возвращение к тем же вопросам, к тем же сожалениям истощили ее и без того хрупкий организм. У нее бывали часто припадки кашля, удушья, и это сильно тревожило мать.
История ее любви стала известна в кругу их интимных друзей. Нескромные жалобы Лоуренса выдали эту тайну. Многие, видя ее несчастной, советовали ей не придавать слишком большого значения вырванному насильно обещанию. Эти советы иногда колебали ее решимость. Она говорила себе, что жертвует всей своей жизнью, жизнью единственной и короткой, из-за одного слова. Разве ее сестра, находившаяся вне всего земного, может теперь ревновать? Обязательство предполагает присутствие лица, которому было дано слово. Но если милая тень Марии бродила невидимо среди них, то могла ли она не пожелать счастья тем, кого любила?
Несмотря на то, что эти доводы казались ей довольно убедительными, она под влиянием чувства необъяснимого и сильного продолжала верить, что долг повелевает ей держать свое обещание, хоть и противоречащее всякому смыслу.
Все-таки однажды она решилась написать миссис Пеннингтон, свидетельнице данного ею обета, чтобы спросить ее мнения. «Какое значение придавала она всему этому?» Ах, как Салли надеялась, что ответ будет соответствовать ее желанию.
