Или как Стас вдруг меня спросил однажды:
― П–в, тебя в детстве пороли?
― Пороли один раз, а что?
― Да нет, просто забьешься потом куда‑нибудь в сарай, сидишь, даешь, сопли размазываешь, а на душе легко–о-о… Потому что грех искуплен и больше за него уже ничего не будет.
― И за что же тебя?
― Я тогда у экскаватора приводные ремни срезал…
― Ну, за такое и убить могли…
― Вот я и говорю ― сидишь, ноешь, а на душе легко–о-о…
― Отвыкай, Чучело… Больше так не будет. Теперь пороть будут реже. А если и выпорют когда, то от этого уже не полегчает, а будет вдвое хуже: самому от себя за сделанное плюс порка… ― Я рассуждаю, щедро делясь жизненным опытом двадцатидвухлетнего аксакала…
Когда я возвращаюсь из поля, то часто нахожу у себя на столе нарисованные Стасом картинки на околоорнитологические и прочие полевые темы ― юноше нельзя отказать в остроумии и владении пером.
Или он может съесть без хлеба два килограмма колбасы. Ты можешь? Вот. И я не могу. А он может.
И еще Стас обладает удивительной способностью: придя после работы и плюхнувшись на диван, через некоторое время он засыпает с ангельски–блаженным лицом, держа на весу в одной руке открытую книжку, а в другой ― надкусанную хурму».
Год за годом Стас работал со мной в поле и, выступая частенько в роли проводника–аборигена, традиционно сопровождающего изнеженного белого путешественника, неизменно оказывался действующим лицом бесчисленных приключений, наполнявших нашу жизнь.
Когда он срывал с дичка в горах еще даже отдаленно не созревшую (почти завязь) алычу и не моргнув глазом начинал ее уплетать, мне от одного вида этого трогательного зрелища уже нужно было вызывать врача.
В ту пору он обладал и другими, не менее яркими, достоинствами аборигена, так что скучно нам не было. Подозреваю, что со стороны мы порой смотрелись странно. Например, когда, устав во время маршрута, кричали для самостимуляции на два голоса ишаком… Здесь я должен объясниться.
Ишакам… доставляет величайшее удовольствие, и они всячески по этому случаю выражают свой восторг: ревут, как иерихонские трубы, взвизгивают, пищат, строят умильные и блаженные глаза, скалят зубы и т. п.
(Н. Л. Зарудный, 1901)
Муки жизни беспощадной, боль любви неразделенной, ―
Как спина твоя выносит эти тяжести, влюбленный?..
(Хорасанская сказка)
«5 февраля…. Крик осла ― это песня, поэма, рапсодия, начинающаяся приглушенным вступлением, когда животное, полуприкрыв глаза и раздувая бока, начинает часто дышать, набирая воздух и накачивая в себя вдохновение.
