Правду сказать, ее очень тревожило, что она оказалась такой легковозбудимой. Еще больше не понравилось ей, как послушно, будто под гипнозом, она опять позволила увлечь себя Бог весть куда. Впрочем, совершенно ясно, куда ведет этот путь. Искушение, соблазн, восхитительное наваждение, потом — боль и горечь.
Испытывая все нарастающее раздражение и досаду на себя, Мэган вернулась к столу и попыталась сосредоточиться на работе.
Румянец на щечках ангела получился абсолютно неправдоподобным — слишком темным. А брови вышли чересчур густыми и резкими. Как будто ангел хмурился.
Ангел — и хмурится?
Но вылепленные Мэган фигурки никогда не отражали ее настроения. Во всяком случае, так было до сегодняшнего дня. Суток еще не прошло с тех пор, как Кайл появился под ее крышей, а уже успел переволновать ее, раздразнить ложными надеждами, заставить заново пережить то, что, казалось, она давно и навсегда похоронила.
Нет, надо сосредоточиться на работе.
Мэган надела наушники кассетного плейера и принялась вязать крохотные бантики из атласной ленты. Они ей скоро понадобятся — конечно, если сегодня удастся завершить работу над очередным ангелом, что, впрочем, кажется маловероятным.
Стук в дверь буквально подкинул ее с места, заставив смятенно прислушаться. Снежок приподнял морду и тоже настороженно склонил ее набок.
Мэган убавила громкость в наушниках и услышала повторный стук.
— Мэган!
Сердце ее учащенно забилось. Еще никому не было дано проникнуть в скрытое от посторонних глаз убежище ее студии, в ее святая святых. Ни в коем случае нельзя допускать сюда и Кайла. Она ни за что и не допустит…
— Да-да, одну минутку!
Дверная ручка повернулась, и шесть с лишним футов воплощенной силы и энергии воцарились на ее суверенной территории, едва ли не заняв ее целиком.
Ослабевшие пальцы Мэган медленно стягивали с головы наушники.
— Нам надо поговорить, — услышала она.
От него исходила какая-то мощная, почти осязаемая вибрация, как от туго натянутой пружины. Ощущение скрытой страсти и сильного душевного напряжения. И в ответ все внутри у нее обратилось в нестерпимое желание, настойчиво требующее утоления. Повинуясь могучему инстинкту, тело само требовало того, что отказывался признавать разум:
— Я хочу сказать, что не стану просить извинения за то, что поцеловал вас.
Ей будто сделалось нечем дышать.
— Не стану, потому что не привык лицемерить. Знайте, я бы поцеловал вас еще. Целовал бы снова и снова.
Мэган отважилась взглянуть ему в глаза. Синие, они вновь приобрели темный оттенок — такой бывает у горных озер Колорадо на заходе солнца.
