— Я завтра на весь день уйду. Двойная смена, — он понимающе кивнул. — Я пока приготовлю всё на завтра, ты подремли. А потом я тебе все новости расскажу. Хорошо?
— Хорошо.
Эркин лежал, закинув здоровую руку за голову, и слушал. Звяканье посуды, лёгкие то приближающиеся, то удаляющиеся шаги, шелесты и постукивания, её короткие возгласы, когда ей что-то не удавалось… Полусон-полуявь покачивал его усыпляющим ритмом, столько покоя и безопасности было в этих шорохах.
Женя бросила последний взгляд на плиту: пусть тихо остывает. На завтра должно хватить, а послезавтра… послезавтра у неё только контора, это уже не страшно. Она осмотрела его вещи. Ну что ж, всё высохло. Можно заняться починкой. Придирчиво осмотрела швы. Нет, всё-таки он молодец, следил за собой, никаких насекомых. И вода была без них, и на одежде следов нет. А чинить здесь… начать и кончить. На рубашке ни одной пуговицы, воротник наполовину оторван, выдран рукав, ну, это всё потом…
Она вернулась в комнату и от порога увидела его глаза и такую… непривычную улыбку половиной лица. И, бросив рубашку на стол, присела на край кровати.
— Ну вот. В городе тихо. Вас никто не ищет. Из комендатуры никого не прислали, видно, и не узнали про вас, — он только молча кивал. — Да, я тебе не говорила, мне самой только сегодня всё рассказали, — она засмеялась, и он приготовил улыбку, — так вот, в ту ночь кто-то клетку раскурочил. Выломал замок, сорвал дверь с петель. Словом, ее уже не используешь.
Он только хмыкнул в ответ и, помедлив, спросил.
— И кто?
— Никто не знает, — пожала она плечами. — Но, говорят, силач поработал. Или их несколько было.
Женя по-детски хихикнула, и он тогда засмеялся. Потом Эркин осторожно спросил.
— Комендатуры тут нет?
— Нет, — вздохнула Женя. — Джексонвилль маленький город. Комендатура в Гатрингсе. Знаешь Гатрингс?
— Нет, — его голос прозвучал глухо. — Мы не дошли до него. Встречные сказали, что там нет работы, и мы разошлись по округе. Думали, в маленьких городках будет легче.
— Мы? — переспросила Женя.
— Да, нас было много. Мы не знали друг друга. Почти не знали, — поправился он. — Из имений, с заводов, из резерваций. Только, — он угрюмо скривил губы, — только из Паласов никого не было.
— Никого? — удивилась Женя. — Почему?
— Их всех убили, — он помолчал и угрюмо закончил. — Спальников убивали все.
— А… а как же ты?… — она не договорила.
— Как я уцелел? — сразу понял он и улыбнулся. — А просто. Меня продали в имение, а там скотником, на скотной работал, и освобождался оттуда. А ушёл один. Никто не знал, что я… в толпе не знали. И меня не нашли, ни они, ни русские… И сюда я пришёл один…
