— Всё равно страшно, — вздохнула она. — Только ты мне говори, что делать.
— Скажу, — кивнул он.
Но говорить, особо не пришлось. Она ловила его движения и подстраивалась под них. Он только чуть подправлял ей руки. И уже её губы скользили по его лицу и груди. И она помогла ему войти, только на мгновение, вздрогнув в ожидании боли. И, уже играя, он, обхватив её, перекатывался по широкой кровати. Она смеялась, и её волосы опутывали их, и её радость была и его радостью. Никогда с ним такого не случалось. Он что-то говорил ей и не слышал себя, ничего не слышал, кроме блаженного звона в ушах. А потом звон прошёл. Они лежали рядом, и он увидел её лицо и болезненно сощуренные глаза.
— Тебе свет мешает? — сообразил он. — Выключить?
— Да, пожалуйста, — попросила она.
Он встал, и его шатнуло: пол раскачивался батудом. Однако, выложился он… как ни в жизни. Он выключил верхнюю лампу, и в сразу обрушившейся темноте услышал её голос.
— Ой, темно как!
Это, конечно, ему раньше надо было сообразить и переключить на ночник. Он включил лампочку-грибок на столе, и мягкий розовый сумрак был так приятен после белого верхнего света.
— Так хорошо?
— Да, спасибо.
Он сел на край кровати. Кабина уже не раскачивалась, но ощущение зыбкости ещё держалось.
— Устал? — угадала она, — ты ложись, отдохни, — и вздохнула. — Попить бы сейчас, правда?
— Правда, — кивнул он. — А ты закажи.
— Чего?
— Что хочешь, — пожал он плечами. — Воды, вина…
Она напряжённо свела брови, о чем-то думая.
— Но… но у меня осталась всего пятёрка. Что на нее можно заказать?
Пять зелёненьких… он усмехнулся.
— Два апельсина. Если очень маленькие, то три.
— Всё равно, — вздохнула она. — Ты возьми в сумочке…
Он молча встал и принес ей сумочку, а на её удивлённый взгляд скупо объяснил.
— Нам запрещено это. Я могу только передать деньги и заказ.
Она быстро закивала, завозилась. Он отвернулся. Заглядывать в сумочки и кошельки спальнику ни под каким предлогом нельзя.
— Вот, возьми, — она протягивала ему старенькую, в заломах, с подклеенным уголком бумажку. — Попроси два больших.
Он молча кивнул и снова встал. Связь с кухней у углового стеллажа. Он нажал кнопку вызова и приготовился ждать, но откликнулись сразу.
— Сорок седьмая, слушаю.
Он не узнал голоса, но это ничего не меняло.
— Сорок седьмая, два больших апельсина.
Пока говорил, его пальцы вслепую нашли картонный патрончик, скатали и заложили в него деньги, и сбросили патрончик в отверстие под кнопкой.
